Движение не сразу прекратилось. Голоса умолкли.
– Тах?
Кто-то думал.
– Та-ра-рах. – Как будто соглашаясь, ответил он.
Затем к щели прильнул предмет, застивший свет, и доска затрещала. Шанни осторожно, как по льду, подползла по неверной поверхности и застыла: в щели вспух глаз, дерево, шершавое и серое, выдавило из себя этот орган, чтобы рассмотреть новую жиличку.
Шанни именно так и подумала в первую минуту – в таком состоянии находилась её душа. А ведь душа этой залётной нибирийки была бы под стать наёмному убийце – если бы когда-нибудь где-нибудь родился убийца с принципами и убеждениями.
Послышался смешок. Стена ослепла – пустая глазница уставилась на Шанни, только теперь сообразившую, что к чему.
– Та-тах.
– Ух… ха-ха…
Услышала она, и снова мысль отчаянно вцепилась в незнакомые звуки. Она отползла так, чтобы из щели её не было видно. Сама она заметила, как мелькают там детали лиц, не соединяющиеся в целое.
Они рассматривают её, как пойманную птицу. Снова вылез проклятый глаз. Она подавила желание протянуть руку и…
Вместо этого она, почти прижав губы к дереву, сказала:
– Мардук.
За стеной умолкли голоса.
– Мардук. – Повторила она твёрдо, стараясь унять дрожь в голосе и держась этого всеобъемлющего объяснения.
Глаз исчез. Снаружи послышался голос.
Он повторил странно с акцентом:
– Ма-адук
И снова смех. Перебивка – движение и дыхание, сквозь щель просунулась веточка.
– Ма-адук.
Они то ли издевались над ней, то ли, и впрямь, не понимали ни черта…
Внезапно за стеной рявкнул тяжёлый бездумный голос, и всё стихло. Ящик перестал качаться и поплыл.
Шанни скорчилась в углу и пыталась думать. Стало холодно. Её начало колотить, потом дрожь утихла, из углов наплыло спасительное временное безразличие.
Она дремала. Обстоятельства отразились во сне таким образом: Шанни готовила обед. Уже небывальщина – давненько она этим не занималась. С самого полёта. Теперь она стояла над чистым из неморёного дерева столом в неизвестной светлой кухне. Свет лился в зашторенные окна. Шанни месила тесто в кастрюльке, и оно прилипало к пальцам. Она то и дело добавляла в него из разных бутылочек и скляночек какие-то ингредиенты, но оно не желало вести себя пристойно и загустеть.
Вместо этого оно начало принимать очертания лица и чем старательнее Шанни пыталась замесить образ в тесто, чем явнее проступали у неё между пальцами выпуклости щёк и лба – лицо было повёрнуто в три четверти.