Так продолжалось до конца года, а когда настала зима, и пора было ставить оценки за четверть, Люда внезапно решилась. Она совершенно не знала, как это делается, и сама потом признавалась, что действовала неосознанно, как в тумане. Вечером, когда занятия в школе закончились, и здание опустело, она тихонько прокралась в его кабинет и стала под дверью. Внутри было тихо. Сусик сидел за столом и правил тетради, размашисто расписываясь после плохих отметок и тихо ставя галочку после хороших. Ему, видимо, доставлял удовольствие этот процесс, потому что он насвистывал веселую песенку и почти не обращал внимания на то, что творилось вокруг. Впрочем, вряд ли что-то в такой тишине могло привлечь его настойчиво внимание, он был так увлечен процессом, что не заметил, как Люда тихо вошла и остановилась почти против его стола. Когда ее молчание затянулось, она тихо кашлянула, и он испуганно вздрогнул, остановился и поднял глаза на нее. Люду словно током прошибло, она покраснела, побагровела и чуть не расплакалась.
– Чего тебе надо, Гребцова? – спросил Сусик недоуменно, тараща на нее свои вечно выпученные глаза. – Домой почему не идешь?
– Павел Сергеевич, я вас люблю, возьмите меня, пожалуйста, – сказала она не своим голосом и вдруг дрожащими руками задрала перед ним юбку и заплакала.
Сусик вскочил, сшибая стопу тетрадей со стола на пол, и выпростал вперед трясущиеся, как в лихорадке, руки, словно отгораживаясь от нее.
– Ты что делаешь, Гребцова?! Немедленно иди в туалет! – орал он низким зычным голосом, от которого дрожали стекла в шкафах с препаратами, и попятился, не сводя с нее глаз.
Она продолжала стоять перед ним, плакать и утирать слезы краешком задранной к лицу юбки.
Разразился страшный скандал. Дедушка сам пошел разбираться в школу, топорща седые усы и бормоча про себя ругательства, которые даже во время конвоирования самых опасных зеков редко употреблял.
– Врете! – кричал он на всех, потрясая пудовыми кулаками. – Клевещете на мою внучку! Ей бы это и в голову не пришло, уж я-то хорошо знаю!
А потом, когда буря утихла, за глаза всегда добавлял:
– Вот молодец, девка! Видать, далеко пойдет.
Сусика все же уволили под нажимом родительского комитета. Горе старшеклассниц невозможно было описать словами, но потом все привыкли и вспоминали учителя биологии только, как страшный сон.