Крошка-флакон перекочевывает во внутренний карман Жениной стеганой жилетки. Еще одна тайна, и до нее не добраться ни Сашуле, ни мамуле.
– Спасибо… – Порывисто обнять дядю и чмокнуть в щеку. Сжать его истончающееся запястье. У Жени нет иллюзий, что все будет хорошо. Дядя уже смотрит за грань, туда, куда уходят любимые люди и звери, когда заканчивается их жизненный срок, туда, куда однажды уйдет и сама Женя. Она чувствует, что загадочный флакончик – последний подарок, и молча дает себе клятву сохранить его навсегда. Как память. Как средоточие всего лучшего, теплого, любящего, что дала ей жизнь через общение с дядей Георгием. И никто не сможет это отнять – нечего отнимать, когда не знаешь о том, что оно существует. В тайный карман, ближе к сердцу. И всегда носить с собой, что бы ни случилось, ведь отныне в маленьком стеклянном флаконе стало на одну капельку крови больше.
***
– Заходите, – на третьи сутки непрерывных собеседований голосом Орлова можно было озвучивать вымотанного в ноль врача захолустной клиники, – э-э… Виктор.
Виктор Ивашин, типичный Гагарин в форме борт-инженера второсортной авиакомпании, читай – куртка на размер больше чем надо, фуражка затерта до дыр так, словно прожженный алкоголик занюхивал ей вчера свою стотысячную стопку, а про штаны с красными лампасами вообще было стыдно упоминать, – отчеканил три шага до стола Орлова и совсем робко приземлился на край стула для посетителей. Сколько ему не говорили, что полетами здесь и не пахнет, а звезда телеэкрана из него получилась бы только в прошлом веке, Виктор интуитивно надеялся получить все, не требуя ничего.
– Бумажки оставьте при себе, – упредительно попросил Орлов, отстраняя рукой кипу листов, протянутую Виктором. – Всё, что нужно, я прочёл из вашего резюме, только пропуск дайте, я должен расписаться, сдадите на проходной. Вы уже у киношников… эээм…. на студии были?
– Они сказали, сначала к вам, – пожал плечами Ивашин.
Орлову вообще хотелось бы стать единственной инстанцией отбора. Взять таких спецов на борт «Харона», чтобы золотое время первых перевернулось в могиле двадцатого века. Но лучше уж дать киношникам на выбор два-три более-менее пригодных человечков и пусть выбирают по привлекательности фотомордочки, чем ему самому выбирать между тремя красивыми мужскими тушами, ни фига не понимающими в летном уставе. А еще лучше поставить режиссера перед фактом: «Я беру этого человека и идите лесом!»