Тряхнув изрядно отросшими за год послушания волосами, физик взял первую космическую и исчез за углом, вновь оставив Женю бегать загнанной белкой в кругу собственных мыслей.
Зачем она согласилась на откровенно дурацкую затею с влюбленными неудачниками? А теперь розы-мимозы и романтика у двигателя обернулись для Никиты трагедией. Кибернетик без руки… Вот что бы ты, рыжая, делала, если бы это твоя рука превратилась в кровавое месиво? Ты и так никому не нужна со всеми целыми конечностями, а инвалидом – даже с современным протезом – тем более. Жалость к Никите захлестывала до макушки, лилась горькими слезами по щекам. Жалость, не любовь – на этой закваске могло бы возникнуть дружеское тепло, но для чего-то большего надо быть другим человеком. Все слишком усложнилось.
Если этому болвану режиссеру придет в голову разыграть любовь, основанную на жалости, пусть сам ее и играет. Невозможно так лгать себе. Камеры, может, и не заметят игру, публика, может, и съест остросоциальный кусочек и попросит добавки. Но как жить, каждую секунду предавая себя, объясняя, как маленькой, что это всего лишь цена свободы, Женя представить себе не могла. И так и сидела поникшим пламенем в коридоре у медотсека, пока двери не открылись бесшумно и не показались по одному усталые врачи и их помощники. За их спинами на койке застыл бледный как мел Никита.
– Иди отдохни, – горячая ладонь Дамира на плече. – Он поправится, а ты не ешь себя. Совсем серая стала, как стенка.
– Сначала… увидеть его.
Болезненное, невысказанное вслух «зачем сейчас?» застыло темной смоляной каплей на дне зрачков кавказца. Женю никто не остановил, когда она подошла совсем близко к Никите, спящему тяжелым наркотическим сном.
Можно было сотню раз повторить себе, что ничьей вины в случившемся нет, что «оно само», только вот колени подвели, и Женя медленно осела на пол, взяв раненого кибертехника за оставшуюся руку.
А за спиной у девчонки поднимали голову надоедливые призраки родителей, шепча набившее оскомину «сидела бы дома, ничего бы не случилось».
Да, это она со своей дурацкой жаждой свободы виновата во всем. Хочешь свободы – не привязывайся ни к кому, иначе угробишь и себя, и того, кто стал тебе близок.
И срывается с побледневших Жениных губ короткое:
– Прости…