Разумеется, политическая и юридическая свобода зарубежной печати не исключает ее экономической несвободы и возможности идеологического давления государства и правящего класса. В остроумном рассказе одного американского писателя говорится о племени ляп-ляп, в котором все важные вопросы решались демократическим путем: при голосовании полагалось трубить в золотые трубы, и принималось то предложение, в чью пользу трубы пели громче всего. Поскольку золотые трубы были лишь у трех-четырех самых богатых людей племени, только они практически и вершили дела. Издательства, газеты и журналы тоже принадлежат богатым людям, и поэтому класс, который господствует в экономике, господствует и в печати. И, тем не менее, его господство не монопольно, не абсолютно и не однородно. Свобода печати предоставляет возможность иметь свободу высказывания любых политических партий, религиозных и политических групп, отдельных лиц. Ни один писатель и журналист не свободен от общества. Однако эта несвобода оставляет широчайшие возможности для отражения широкого спектра общественного мнения без угрозы административных и юридических преследований. И если говорить о собственно цензуре за рубежом, то писать больше по этому предмету совершенно нечего.
Поэтому оставим эту неблагодарную тему и обратимся к русской цензуре – родной, до боли знакомой, воспетой многими нашими писателями и поэтами от Пушкина до Евтушенко, на каждом из которых она оставила рваные шрамы. («О, варвар! Кто из нас, владельцев русской лиры, не проклинал твоей губительной секиры?» – писал в «Послании к цензору» Пушкин).
Ведь всякое общественное установление принадлежит не только данному строю; оно принадлежит и народу. И цензура советская была продолжением цензуры русской. Между ними больше общего, чем разного – мы еще десятки раз получим возможность в этом убедиться. Вот почему, если мы хотим дойти до оснований, до корней, до сердцевины, изучение русской цензуры нельзя начинать с середины – с 1917 года. Начинать можно только сначала.
О русской цензуре можно писать целые тома – и они уже написаны. Поскольку наша основная тема – советские десятилетия, то мы не станем пересказывать уже известное и пронесемся по истории царской цензуры галопом. И лишь потом, после 1917 года, мы слезем с коня и дальше пойдем пешком, шаг за шагом исследуя этот мало изученный край, где встречаются в противоборстве общество и государство.