.
16 января 1929 г. был опубликован ответ Б.Е. Райкова, в котором содержалась поддержка москвичей в мировоззренческом аспекте. «Сильной стороной платформы, – писал Б.Е. Райков, – является ее упор в сторону мировоззренческую, которую мы, ленинградцы, всегда выдвигали на первый план. В первом же пункте программы говорится, что школьное естествознание должно воспитывать материалистов, притом материалистов “воинствующих”, т. е. активных. Этот взгляд я вполне разделяю. И, конечно, грош цена тому материализму, который не переходит в поступки, не “претворяется в миродействие”, как удачно сказано в платформе»[204].
В Наркомпросе РСФСР, практически руководившем учебно-воспитательной работой школы, все еще не было однозначного отношения к антирелигиозному воспитанию в школе. Многие высококвалифицированные профессионалы Наркомпроса, отдавшие много сил на разработку и внедрение в практику первых стабильных учебных программ 1927 г., считали, что современная школа, начавшая работать по этим программам, вполне способствует формированию у детей и подростков атеистического мировоззрения. Никакой специальной антирелигиозной кампании в ней не требуется. Однако в самой педагогике еще не было единства по обсуждаемому вопросу.
Первая опытная станция Наркомпроса, возглавлявшаяся С.Т. Шацким, известным своими теоретическими работами еще с дореволюционных времен, в начале 1928 г. подготовила методическую разработку «Организация детей в сельской школе I ступени». В ней в качестве примера того, что «словесность всегда является спутницей неясности», приводилась история антирелигиозного вопроса, «уже прошедшая стадию словесного антирелигиозного потока и вошедшая в русло деловитого и научного подкопа, проникающего во все стороны школьного быта»[205]. В документе подчеркивалось безрелигиозное состояние школы.
В предисловии к задуманному работниками опытной станции Наркомпроса сборнику по вопросам антирелигиозного воспитания учащихся С.Т. Шацкий писал: «Программа ГУСа не говорит о религии – она говорит о жизни. В жизни же в зависимости от среды религия занимает то или другое место: в рабочей – меньшее, в крестьянской – большее. Следовательно, объем, содержание и метод борьбы с нею определяются именно характером среды: в примитивной деревне – один подход, в сравнительно культурной – другой, а в рабочей, почти безрелигиозной среде, пожалуй, никакого подхода не нужно»