– Ну, братцы, это не дело мусор оставлять после себя – упрекнул кого-то Сафонов и посмотрел на меня…
– Что опять ни так? – взволновался я.
Сафонов нагнулся, подобрал бумажку, ещё чего-то и протянул мне:
– А ты не возмущайся, мил человек, а лучше ответь – чей мусор? – и егерь указал на брошенный хлам.
Краснея, взял мусор, оставленный мною по рассеянности в траве, и конфузливо сунул быстро в карман куртки…
Извинившись, подумал о том, насколько мы часто бываем, нерачительны и по-варварски относимся к матери природе, точно пасынки к мачехе.
Урок этот врезался в память мою на всю жизнь.
Сафонов, вот ведь добрая душа, утешая, говорил – А ты, мил человек не тушуйся, я по молодости тоже бывало чудил, и не такое вытворял. А ты – молоток, нашёл в себе силы признать вину, хвалю.
Вдруг, неожиданно послышался какой-то нарастающий рокот, сначала неясный, но с каждой секундой обретающий реальные очертания звуковых форм, похожий на махи крыл летящей большой птицы.
– О, вот и она, голубушка стреказулечка наша глазастенькая!.. – обрадовался как ребёнок Сафонов, прикладывая бинокль к глазам.
– Вертушка что ли? – взвизгнул я, – можно посмотреть, товарищ Сафонов?.. – просительно протягивая руку к командирским диоптриям…
Но, Сафонов отрезал:
– Нет, погодь, не до тебя, музыкант, машину надо принять!.. – и достал рацию.
– Стрекоза, стрекоза, я – Леший. Повторяю, я – Леший!.. Как слышите меня, приём? – выжидательно вслушиваясь в радиоэфир, настойчиво повторял старший группы.
Рация трещала, пищала, но, никакого ответа не последовало. Сафонов повторил позывные – тот же результат.
А звук всё ближе и ближе, но самого вертолёта ещё не было видно… На третий раз рация поскрипев, побулькав, наконец, откашлявшись, ответила женским, хриплым голосом:
– Слышу вас, Леший, слышу!.. Со связью у меня, такую забулдыгу, что-то творится?! Готовь посадочную, захожу!
– Внимание, стрекоза, садись уже, всё готово давно! Ждём!
Раньше мне не доводилось встречать вертолёты и видеть их вот так – воочию. А подишь ты, случай представился – где я не только встречающий, но ещё и пассажир!
И вот, наконец, над лесом, в туманной золотистой дымке показалась винтокрылая машина, которая приближаясь, росла как на дрожжах, рокоча натруженными движками.
Никто не суетился, егерь занят был встречей вертолёта, Молчун покуривал в сторонке и только я во все глаза восторженно наблюдал посадку машины и ждал с нетерпением приземления. Для меня прилёт вертушки было событие! Ещё какое!