Несколько охранников и врач вбежали в кабинет. Картина была не
из приятных. Раскиданные повсюду листы, что неспешно опадали на пол
и доктор, что не так давно казался непоколебимым, плакал. Плакал,
вытирая слезы уже насквозь промокшими перчатками. Они увидели его.
Не белоснежного врача, что не так давно смог усмирить всю больницу.
Не доктора, что смог успокоить одних из самых проблемных пациентов.
Не выскочку, что прибыл сюда утереть всем нос.
Они увидели юношу. Разбитого, слабого… Смирение давалось ему не
просто. Но понемногу, он брал себя в руки. Он не мог позволить
своим пациентам увидеть его таким. Только не таким.
***
— Прощайте, доктор Архиман. Надеюсь, я смогу еще раз вас
встретить.- последний вздох пациента дался Романи с большим
трудом.
Его руки дрожали. Снова. Ладонь крепко сжимала, уже слабевшую
руку бывшего злодея. Мертвецкий холод, медленно, но верно менялся
на тепло человеческого тела. Лишь после своего последнего вздоха,
Виктор мог стать обычным человеком.
— Спокойно ночи, Виктор.- ладонь неспешно разжалась, поднимаясь
к лицу мужчины.- Надеюсь, вы увидите прекрасный сон. А там, может
быть, мы еще встретимся.
Легкое движение закрыло глаза ледяного злодея, наконец
заканчивая его мучения. Архиман еще несколько минут простоял над
понемногу теплеющим телом своего пациента, не решаясь отойти. Да и
смог бы он отойти. Слезы, предательски пытались заставить доктора
поддаться эмоциям. Но он не мог. Не сейчас. Не здесь. Не при еще
одном из своих пациентов.
— Вы в порядке, доктор? — громогласный бас был мягче чем
обычно.
— Нет, все в порядке. Мне не впервые.- тихо, почти шепотом
ответил юноша, поворачиваясь к герою.- Просто…я клялся себе, что не
позволю своему пациенту погибнуть. А сейчас, мой пациент лежит
передо мной. Мертвый и я…ничего не могу сделать. Я не знаю, что и
делать. Рыдать или кричать от боли, разрывающей мое сердце. Мистер
Фрис любил ее больше жизни. Я бы никогда не смог набраться
смелости, что бы шагнуть туда, за грань, не колеблясь.
Голос доктора медленно становился все тише и тише, а одинокая
слеза предательски покатилась по его щеке. Шепот, напоминающий
тихую трель флейты неожиданно заговорил.
—…пусть они насилуют, убивают и унижают, заставляя других
корчиться от бессилия и боли…а некоторым, очень не многим, я дам
любви и сострадания. Что бы они мучились больше всех, страдали и
рыдали, окруженные подобным.