Сказал и дал шпоры коню.
Все процессия проскакала мимо, заставив
меня глотать пыль из-под копыт их лошадей.
Я закашлялась, потом грязно, по-земному
выругалась. Вот сволочи! Ну уроды же! «Крестьяне здесь непуганые»! Подонок!
Настроение испортилось. Гулять больше
не хотелось. Ни олнце, ни воздух, ни поля – ничего больше не радовало.
Я повернула обратно. Домой. Сяду в
кресле в своей комнате, почитаю что-нибудь. Других развлечений тут все равно не
имелось. Аристократки или наносили визиты друг другу и без удержу сплетничали
обо всем на свете, или скучали в одиночестве. Мы ж не столица. Дальняя
периферия. Тут даже театра, пусть и любительского, не имелось.
Я дотопала до дома, зашла через черный
ход, вызвала Аннушку, чтобы переодеться.
- Ах, рисса, - всплеснула она руками,
едва перешагнув порог, - к вам гости приехали. Высокие красивые рисы, из самой
столицы, говорят. Матушка ваша велела, как только вы придете, в гостиную на
первом этаже спускаться, с гостями знакомиться.
Я вспомнила кавалькаду на дороге и
беспомощно выругалась снова. На этот раз про себя. Боги, ну за что, а? Общаться
с этими уродами не хотелось.
- Аннушка, накрась меня, – в голову пришла
шальная идея. – Да поярче. И платье какое-нибудь чересчур красивое достань. Пышное.
Такое, чтоб на него хотелось все время смотреть.
Родители, конечно, будут недовольны,
выскажут мне все, что думают о моем самоуправстве. Но уже все равно. Явно
женихов пригласили, меня замуж выдавать. Только я ни за кого из этих болванов
не выйду. Пусть хоть голову себе разобьют, кланяясь мне и матери.
Минут через пятнадцать-двадцать я уже
спускалась по лестнице на первый этаж. Ярко накрашенная, в пышном нежно-розовом
платье насыщенного цвета, я выглядела этакой куклой, которую надо поставить на
полку и любоваться ею издалека.
Настроение было боевое. Я собиралась
развлекаться.
[1] Вежливое
обращение к аристократу. К аристократке – рисса.
Родители уже
сидели в гостиной, развлекали гостей беседой. Хоть мы и жили в провинции, но
вели тот же самый образ жизни, что и столичные хлыщи. Приглашали гостей,
накрывали на стол к чаю, устраивали званые вечера. Почему родители Лизетты
перебрались сюда и на какой срок, я не знала. Спрашивать боялась. Скорей всего,
настоящая Лизетта была в курсе причин. Я же могли попасть впросак. И что еще
хуже – родители Лизетты стали бы косо посматривать на дочь. Самозванку в ней
они не разоблачили бы. А вот решить, что Лизетта тронулась умом и несет всякую
чушь, можно было. И потому я молчала. Усиленно строила из себя простушку и
вживалась в роль аристократки.