- Нам бы тоже машину, - мечтательно вздохнула Люба.
Однако доктор вдруг перевел разговор в иное русло:
- А вы знаете, почему станица называется Пластуновская?
- Ну… в честь какого-нибудь Пластунова? – неуверенно
предположила экс-модель.
- В казачьем войске пластунами называли разведчиков. Им по
службе на пузе часто ползать приходилось, чтобы поближе к
неприятелю подобраться, пластаться то есть. Или пластом лежать в
засаде. Таких обычно из бедняков набирали, кто коня себе позволить
не мог и пешим ходил. В их честь и назвали это местечко в
старину.
- А на черта нам этот урок кубановедения? – пробурчал
Кочерга.
- Указатель увидел, вспомнилось… мы сейчас как эти пластуны,
лежим, прячемся.
Люба встала на колени, вытащила колючки из волос и посмотрела по
сторонам:
- Никого. Долго еще валяться будем?
Костя злобно дернул её за рукав:
- Цыц, баба! Куда вылезла без разрешения?! Спалишь нас,
дура!
Чтобы придать весомость своим словам, Кочерга отвесил подруге
тяжелый подзатыльник.
- Больно! – Люба перепугалась и обижено захлюпала носом. Хирург
не лез в разборки «молодоженов», хотя и порицал подобные манеры
даже в такое тяжелое время.
Переждав минут десять, бродяги двинулись дальше. Все шли в
подавленном настроении. Костя уставился на свои грязные ботинки и
даже начал жалеть, что встретил доктора. Раньше всё было проще. Он
знал, что умрет и прожигал последние месяцы жизни в пьяном угаре и
разврате. Но ситуация изменилась. Хирург дал ему шанс, пусть
маленький, туманный, но все-таки шанс на жизнь. И Кочерга за него
ухватился.
В этом году Косте должно было исполниться сорок. Но его
потрепанная, заросшая щетиной рожа выглядела значительно старше,
особенно после славной попойки. Кочерга не верил, что доживет до
этой сокровенной для многих мужчин отметки, после которой у
большинства со зловещей скоростью развивался кризис среднего
возраста. Не верил, но хотел. И в короткие перерывы между пьянками
он скрежетал зубами в бессильной злобе, чувствуя, как смерть
копается в его теле, прокладывая себе всё новые ходы.
Шахта. Большая живая шахта. Вот чем для клещей было тело
носителя. Тысячи невидимых глазу паразитов рыли свои бесчисленные
ходы, углубляясь все сильнее. Как правило, самый ад для пятнистых
начинался ночью, а к утру букашки вновь затихали.
До жилья Хирурга оставалось чуть больше часа, но вдруг Люба
указала на макушки дальних деревьев: