За семь дней мы распродали шесть
мешков янтаря, можно было еще поторговать, но мне что-то
надоело.
Вроде все шло прекрасно, и мы стояли
на торге последний день, а с утра уже хотели отправиться в
Волин.
Только не может же быть так просто и
легко, надо обязательно вляпаться.
Под самый вечер к нам подошел мужчина
с седыми волосами и бородой, язык не поднимался назвать его
стариком, так как он был еще достаточно крепким, вот только у него
вместо левой руки был обрубок по самый локоть. Его сопровождало
двое молодых здоровых парней, то ли сыновей, то ли еще каких
родичей.
Этот мужик мне сразу не понравился,
было в нем что-то отталкивающее и противное.
Он внимательно всмотрелся в наш
товар, а после перевел взгляд на напрягшегося Говшу, который
мгновенно побледнел.
Старик что-то спросил, а Говша
немного дрожащим голосом ответил и указал на меня. Все было как
всегда, я уже за это время выучил пару слов. Да здесь и без
перевода было понятно, что старик интересуется, чей товар.
Мужик не удостоил меня и взглядом, а
после ткнул в Говшу пальцем и проговорил:
— Jeg genkendte dig, du er min slave,
og du undslap.
Говша ничего не ответил, лишь крепко
сжал губы.
— Что он сказал? — спросил я у
стоящего Хрерика, который переводил хмурый взгляд с Говши на
старика.
— Что он узнал его и он его сбежавший
раб, — ответил Хрерик.
— А что делают со сбежавшими рабами?
— решил уточнить я.
— Их убивают, — просто ответил
Хрерик.
Вот это поворот.
— Тогда переведи этому старику, что
Говша — мой родич, и он не может быть его сбежавшим рабом, так как
он никогда не был рабом, и он, наверно, ошибся и перепутал, —
медленно проговорил я.
Хрерик перевел мои слова, и старик
впился в меня взглядом, а после, скривившись, ответил.
— Он говорит, что ты его обманываешь,
и он еще не выжил из ума и узнал своего раба.
— Это мой родич, и, называя его
рабом, он оскорбляет меня, да еще и обманщиком называет, он хочет
оскорбить меня? — со скрытой злостью проговорил я. И вышел вперед,
задвинув Говшу к себе за спину.
А вокруг нас начал скапливаться
народ, да и окружающие торговцы внимательно прислушивались к нашему
разговору.
Мы начали со стариком мериться
взглядами, старик усмехнулся в бороду и проговорил:
— Я не хочу тебя оскорбить, но это
мой раб, — перевел мне слова старика Хрерик.
— Продолжая его так называть, ты
оскорбляешь меня. Если ты продолжишь говорить такое, я вызову тебя
на Хольмганг.