Снова обратил внимание на стройку и
краны вдалеке. Интересно, а при помощи магии строят что-то?
Способности многих одарённых порой открывает удивительные
возможности, но может ли потягаться какой-нибудь маг земли против
башенного крана?
Наверное, уж слишком глубоко во мне
засел материалист. Магия магией, но от индустриализации никуда мы
не уйдём. А всё дело в том, что в дороге все равно делать нечего от
того и строю теории основываясь на неполной картине. Для сравнения
есть лишь мой старый мир и его достижения, пускай и выстроенные на
руинах прошлого мира.
Наконец мы доехали до Царского села,
свернули в парк, окружавший Александровский дворец. Как оказалось,
в новых реалиях он именуется Новый Царскосельский дворец, об этом
Кутепов сказал.
В той жизни я видел этот дворец
несколько раз, можно сравнить, но изменений не обнаружил. Разве что
— стены выкрашены не в желтый, а зеленый цвет, а перед главным
входом, где клумба, установлен памятник Александру Первому. Никаких
тебе аллегорий и римских тог, вроде тех, что на Минине и Пожарском,
а костюм, сообразный эпохе. Александр Павлович стоит в военном
мундире, при шпаге, задумчиво опираясь на стопку книг. Любопытно, а
что сия стопка символизирует? Не то лицей, не то создание в России
системы народного образования.
Я бы рассматривал и дольше, но меня
подхватил под локоток генерал и увлек за собой.
Перед входом в покои задержались.
Кутепов смерил меня взглядом, будто хотел что-то сказать. но потом
махнул рукой и постучал в дверь.
Не довелось мне в той жизни видеть
медленно увядающих людей. Мертвых — да, было дело. Бабушка с
дедушкой, по отцовской линии живы, и слава богу, а по материнской
умерли очень давно — попали в аварию, когда меня ещё и на свете-то
не было.
В комнате, куда меня привели, было
темно, если не считать зажженной лампадки перед иконой с
изображением босого человека, склонившегося в поклоне. Скорее всего
святой Алексей — человек божий, во имя которого был наречен давно
умерший цесаревич.
Пока глаза привыкали к тусклому
освещению, а нос — к тому специфическому запаху лекарств, хлорки и
ещё чего-то такого, неуловимого, что сопутствует реанимационному
отделению больниц или моргу, я слышал шепоток за спиной. Это о
чем-то переговаривались Кутепов и лейб-медик. До меня донеслось:
«Категорически отказался от морфия, хочет уйти в памяти...»