— Мораг, я
сколько лет прошло с гибели Эйвы?
— Двести
лун.
— Лун? — с
недоумением переспросила, окончательно запутавшись, — а лун это сколько?
— Семнадцать
лемов, — улыбнулась ведунья, предупреждая мой следующий вопрос, ответила, — в
леме двадцать четыре дня. Ты как ребёнок, приходится объяснять то, что дети
учат в три луны.
— Угу, —
задумчиво кивнула, мысленно повторяя услышанное.
— Тебя
проводить в угол?
— Нет… да, —
смущённо улыбнулась, чувствуя себя неловко, но сил подняться не было.
— Завтра воду
нагрею и печь пожарче протоплю. В мовницу рано тебе ещё, но грязь с тела смыть
надо, сразу легче станет.
После
небольшой прогулки до угла и обратно, на которую ушли все мои силы, я с тихим
стоном опустилась на кровать. Выпила очередной отвар, на этот раз с приятным
ароматом чабреца, через пять минут осоловелым взглядом смотрела в небольшое
окно, наблюдая, как парят белые пушистые хлопья, незаметно уснула.
— Эта от
кашля, две ложки в кружку сыпешь и тёплой водой заливаешь, пусть ночь и день
настаивается.
— А эта?
— Дурман, —
ответила Мораг, чуть помедлив, — женщинам даю, когда дитё долго идёт. Воинам с
ранами тяжёлыми... осторожно с травой надо.
— Эта чтобы дёсны
не болели? — спросила, уводя разговор от опасной травы, заметив нахмуренный
взгляд ведуньи. Мне не хотелось сердить или давать повод плохо обо мне думать
единственному человеку, который не смотрит на меня с ненавистью
в этом странном мире.
— Полоскать
отваром надо, — улыбнулась старушка, продолжив обучать меня травоведению, я же
всё старательно запоминала, полагая, что эти знания мне пригодятся. Да и чем
ещё заняться в маленькой избушке ведуньи? Кроме как изучать травы, выспрашивать
о мире Эрин и людях, живущих здесь и понемногу расхаживаться.
Прошло ещё
три дня. Каждый я отмечала хвоинкой, воткнутой в мох между брёвен, со страхом
ожидая выхода на улицу. Уверенная, что там за дверью тёплой избушки Мораг, меня
встретят нерадостно. Достаточно вспомнить насупленные мохнатые брови мужчины,
зашедшего к Мораг за сбором трав от болей в животе. Или кривую злобную ухмылку
парня лет семнадцати, принёсшего ведунье молока и замёрзший кусок мяса.
— Эйва,
брось в котелок крупу, — прервала мои мысли старушка, измельчая в ступе
горсть семян.
Где лежит
мешок с крупой, я уже знала, молча кивнула, осторожно поднялась на ноги,
стараясь не делать резких движений, иначе снова закружится голова. Я прошла к
небольшому ларю, вытащив из него тканевый мешок с гречкой, высыпала две
горсточки на стол, принялась выбирать из неё мусор.