— Конечно-конечно, — пообещала Ханна и подумала, что унесет
пейзаж хотя бы во двор — под взглядом Шольта ничего путного
изобразить не получалось.
Отступление было тактической ошибкой. Следом за ней во двор
потащился весь клуб рисовальщиков. Шольт шел рядом со Снежкой,
которая бурно жестикулировала, показывала на виноград, оплетавший
стену дома до крыши, и взахлеб объясняла:
— Вот это окно, видите? Кухня! Я открыла окно на кухне,
протянула руку и сорвала одну гроздь. Вкуснейший! Белый! Без
косточек! Но я не могу дотянуться до тех, которые под крышей. А они
такие спелые! С оранжевыми боками!
«Басня «Лиса и виноград» в новом прочтении», — глядя на сияющие
голубые глаза и розовые щеки, подумала Ханна.
Шольт посмотрел на Снежку — свысока и снисходительно.
Уточнил:
— Надо забраться на крышу и нарвать винограда? И ты нарисуешь
второй натюрморт?
— Я и так нарисую, — обиделась Снежка. — Это не торговля. Просто
виноград очень хороший, жалко, что пропадает.
— Пап, — подал голос Йонаш, — а ты сможешь на крышу залезть?
— Без проблем. Кошку за трубу зацепить и вперед.
— Нарвешь?
— Я на смене, в резерве.
— Освободишься и нарвешь?
— А вы хозяйку спросили? — мазнул взглядом по Ханне Шольт.
— Можно?
Снежка с Йонашем посмотрели на нее одновременно. Ханна пожала
плечами, пробормотала: «Делайте, что хотите» и ушла в квартиру.
Ей захотелось временной передышки, короткого одиночества.
Слишком много людей и оборотней толклось рядом каждый день. И, хуже
соринки в глазу, раздражал Шольт. Мелькнула мысль — позвонить
родителям, пожаловаться. Ханна обдумала эту мысль и отложила
телефон. Она вдруг поняла, как жалобы будут выглядеть со стороны.
Оскорбленная Снежка сияет глазами и щеками, щебечет, ловко
управляется с двумя альфами, один из которых перевозит ей вещи с
квартиры на квартиру, а второй доверяет ребенка и собирается резать
вкуснейший виноград с оранжевыми боками. А она, Ханна, дуется, как
будто ее обделили вниманием. Не оскорбили, не посулили бутылку
медовухи за пейзаж и не предложили никаких услуг.
«Фу такой быть!»
Она задернула шторы и отлежалась в спальне, накрыв лицо
свернутым полотенцем, чтобы добиться полной темноты перед
глазами.
«Это сенсорные и моральные перегрузки, — думала она. — Я
издергана, недавно пережила измену мужа и развод, затеяла новое
дело, запомнила почти сотню новых лиц. Мне трудно. Я ищу повод,
чтобы сорвать раздражение. Шольт физически привлекателен, это
плохо. Плохо для убеждения себя в том, что лучше не смотреть в его
сторону. Однако у него скверный характер и непонятное семейное
положение. Может быть, завтра в кафетерий войдет вернувшаяся из
отпуска или командировки волчица, обнимет Йонаша и поцелует Шольта
в щеку. Это сразу подействует как холодный душ. Мне всегда претило
лезть в чужую семью. Шольт исчезнет из моих мыслей, после того, как
я увижу его супругу».