Пару раз Ханна докладывала о ходе дел своим родителям — они
тревожились за её моральное состояние, никак не могли поверить в
измену Витольда и развод. Старшее поколение, чтящее клятвы у
алтаря, не желало принять факт, что Ханна вляпалась в пословицу:
«Седина в бороду — бес в ребро». Витольд был старше на десять лет,
и — как выяснили адвокаты — начал погуливать, справив сорокалетие.
Подцепил любовницу на корпоративе, через месяц после юбилея.
Наверное, любовницу можно было понять: глава крупной
строительной фирмы, видный волк с благородной сединой внезапно
вспыхивает страстью, осыпает дорогими подарками, желает зачать
ребенка. А что супругой обременен... супруга — не стенка,
подвинется. Тем более — бездетная. Не родила за восемь лет
брака.
Так в итоге и вышло — Ханна подвинулась. Вот только понимать ни
мужа, ни любовницу не желала. Особенно мужа. Зачем было сначала
клясться у алтаря Камула, а потом юлить и прятаться в норах?
Ханна была висицей, серединкой на половинку. Отец-альфа —
суровый, уже заматеревший волк, отслужил два года в армии по
обязательному призыву, и ушел на производство, в сталелитейный цех.
Поднялся от мастера до начальника цеха, работал с людьми, волками и
медведями, дома никогда голоса не повышал, матушку на руках носил и
на годовщины свадьбы дарил роскошные букеты. Матушка, рыжая лиса с
бурым ремнем по хребту, была государственным инспектором по охране
труда и технике безопасности. Познакомились родители во время
проверки на заводе, повстречались около года и пошли к алтарю. Не к
Камулу, как принято у волков, а к Хлебодарной. Может, потому и
связала клятва крепче, откуда знать?
Родители настойчиво предлагали Ханне вернуться в их квартиру: её
комната еженедельно убиралась, вещи лежали в шкафах на полках. Она
часто приезжала к родителям в дни командировок Витольда и
оставалась на несколько дней. Связь с отчим домом истончилась, но
не разорвалась. Именно поэтому ей не хотелось возвращаться —
сейчас. В родительской квартире было невозможно выплеснуть кипящую
злость — обязательно кого-то ошпаришь брызгами. Её еще не
отпустило, временами хотелось орать и что-нибудь швырять. Лучше
было это делать в одиночестве, подальше от родительских глаз.
Очередные дровишки под кипящий котел злости прилетели после
осмотра дома. Больше всего Ханну взбесило убранство любовного
гнездышка. Квартиры, где Витольд наставлял ей рога. Круглая кровать
с ярко-розовым покрывалом! Ладно бы круглая, но спальня невыносимо
утопала в розовом, шевелилась кисеей, потряхивала кистями
балдахина, ворсилась мехом абрикосовых ковров на полу. И это логово
волков? Услада взора волка-альфы? Того волка, который выговаривал
Ханне за яркое покрывало в супружеской спальне — все должно быть в
серо-голубых тонах, никаких желтых месяцев в колпачках с помпонами
на фоне звездного неба. Тьфу! Лицемер! Стыд и позор!