— Ложечку за Йонаша! — громко объявила Ханна.
Шольт посмотрел на нее с укоризной, понюхал яблочное пюре и даже
осторожно лизнул. После этих действий он счел свой долг выполненным
и прикинулся дохлым, растянувшись на пледах. Ханна удвоила напор и
попыталась запихнуть пюре волку в пасть. Шольт вскинулся, с громким
хрустом разгрыз пластиковую ложку и выплюнул обломки на пол. Ханна
отшатнулась — испугалась резкого движения и лязганья зубов — и села
на задницу, чуть не выронив банку. Шольт зарычал — нотка угрозы
заклокотала в горле — и внезапно затих. Перемена настроения
объяснилась просто. Деметриуш подошел, как всегда, неслышно, и
врезал Шольту по носу свернутой газетой. Благослови Хлебодарная
одного конкретного полковника спецназа и все печатные издания
сразу!
— Ты что творишь, поганец? — не повышая голоса, спросил
Деметриуш у Шольта. — Предчувствуешь увольнение, в цирк идти
работать собрался? Так я тебе это живо устрою.
Блестящие карие глаза подернулись поволокой смирения. Шольт
потянулся к банке, слизал часть потекшего через край пюре, заодно
отполировал пальцы Ханне и посмотрел на начальника: «Видишь? Я
правильный, я хороший! Не ругайся!»
— С железной ложки его корми, — посоветовал Деметриуш. — Начнет
выкаблучиваться, зубы сломает, получит хороший урок.
Ханна потерла руку, отгоняя щекотное и влажное прикосновение
волчьего языка, взяла у повара ложку и повторно приступила к
кормлению. Шольт съел содержимое банки за три минуты, без стонов,
рычания и выкрутасов. Этому поспособствовал тот факт, что Деметриуш
уселся обедать за столиком в зале.
Исполнив обещание, Ханна отправилась домой, переодеться — Шольт
исхитрился и заляпал ее липким пюре. Она немного прибрала: наскоро
навела порядок на кухне, протерла письменный стол, поселившийся в
гостевой комнате, открыла форточки, чтобы квартира проветривалась,
и спустилась вниз. Йонаш уже вернулся с физкультуры и докладывал
персоналу и посетителям, откуда взялся папа.
— Его сегодня в восемь утра временно выписали. Зав отделением
сказал, что у него нервов не хватает. Папа вчера вечером заскучал,
пошел гулять по больнице, заблудился и спал в кладовке. Врачи
говорят, что пусть он спит в какой-нибудь другой кладовке, подальше
от их глаз. Мы его утром привезли домой, я пошел в школу, а Мохито
на службу. Мы обещали, что в обед вернемся, и Мохито папу в
кафетерий отнесет, но он, наверное, без нас соскучился.