— Машенька! А сделай нам кофе и бутербродов.
— А?
Машенька, румяная и пышная, как булочка, протерла
глаза.
— Опять чужих водишь? Ох, влетит тебе, — ворчала она для
порядку, но заказ принесла.
Михмих расплатился и впился зубами в бутерброд. Человечек сидел
напротив и умиленно смотрел, как ест мужчина.
— Может, тоже будешь?
— Не. Я ужинал плотно.
— Спасибо. А то я с голоду помер бы, пока поезда дождался.
Кстати, надо же познакомиться. Я Михал Михалыч, инженер.
— Пафнутий Федорович, — новый знакомый солидно кивнул, —
домовой.
— Кто?
— Домовой. Не слышал про нас разве?
— А что на вокзале делаешь? Вы же вроде в обычных домах
живете.
— Потерялся, — грустно вздохнул Пафнутий, — пару лет назад мои
переезжали. Я тоже с ними думал. На вокзале замешкался и не нашел,
на каком поезде они едут. А обратной дороги не знаю. Вот и кукую
тут.
Михмих покачал головой.
— Дела.
— Ты поел? Давай развлекать тебя, пока поезд не
пришел.
Домовой устроил Михмиху экскурсию по вокзалу. Затем они
заглянули в диспетчерскую, где долго пили чай с баранками. Катались
на маневровом тепловозе со знакомым машинистом Пафнутия. Посмотрели
на город из башенки над вокзальными часами. И заглянули в кабинет
начальника вокзала — полить фикус.
— А то засохнет, — пояснил домовой, — про него все
забывают.
Наступало утро. Появились первые пассажиры. Сонная уборщица
нехотя возюкала шваброй в зале ожидания.
— Быстрее! — домовой заволновался, — идем, там твой поезд
подходит.
Они вышли на перрон.
— Слушай, — вдруг оживился Михмих, — а давай я тебя заберу к
себе. Чего ты тут маешься?
Домовой опешил.
— Как?
— Да просто. У меня свой дом, сад яблоневый. Коровы нет, уж
извини. Семья у меня хорошая, дружная. Поехали. Что ты тут
забыл?
Пафнутий всхлипнул.
— Правда?
— Честно-честно.
— Я сейчас!
Домовой бросился в здание вокзала.
Подошел поезд. Михмих показал билет проводнице.
— Заходите, пять минут всего стоим.
— Да-да, сейчас.
Домового всё не было. Снова потерялся? Передумал?
— Проходите, мужчина. Уже отправляемся.
Вздохнув, Михмих прошел в своё купе. С шумом открыл
дверь.
На верхней полке сидел улыбающийся Пафнутий и радостно болтал
ножками. В руках домовой сжимал горшок с фикусом из кабинета
директора.
Вечером, когда на улице стемнело, а на веранде зажгли уютный
торшер с оранжевым абажуром, Васька замер подле открытого окна.
Долго вглядывался в темное небо, хмурился и поджимал губы. Не
отводя взгляд от зенита, спросил: