При этих словах Лиля сникла всем телом, сползла с кровати и, как тень, скользнула мимо него, вжав голову в плечи, точно боясь, что он ударит её.
Он не ударил, он словно окаменел и не двинулся с места, пока её торопливые шаги и всхлипы не стихли на лестнице, а затем тяжело опустился на её кровать, стиснув руками голову.
Лилька была младше его на восемь лет. Роберт любил её, конечно, но никогда не принимал всерьёз – маленькая сестра, ребёнок и только. А надо было принимать, ещё как надо! Особенно, когда стала она водить дружбу с этим «небыдлом-некозлом» в нацистских татушках. Только сейчас запоздало понялось, что это не дружба никакая была, а втрескалась девчонка по уши в урода. Может, уже и спала с ним… Ей, конечно, только шестнадцать, но в наши дни – дело обычное. Стало быть, всё из-за этого ублюдка. Как там его? Стасик, что ли? Неважно. Окрутил малолетнюю дурёху, попросил пособить – бутылки зажигательные сделать. Понятно, не говорил, что людей жарить собираются – так, оружие самообороны. Разве ж могла дурёха любимому отказать? Разве думала, что делает, и к чему это может привести? Конечно, нет… Млеющая от каждого его слова, просто выполнила просимое.
А ведь он, Роберт, видел и Стасика этого, и как сестра на него смотрит, и не обращал внимания. Считал, что не следует мешаться в чужую личную жизнь, не будучи тем паче сам в ней образчиком. Донемешался… Юрист хренов! Судил-рядил о происходящем с приятелями за кружечкой пивка, да, вон, в Фейсбуке, а собственной сестре положение дел пояснить не судьба была. Мала ещё – зачем ей? Ни разу не поговорил с ней серьёзно, ни разу не поинтересовался всерьёз, что у неё на душе и в мозгах делается. Всё работа, да приятели, да Янка-шалава (почему-то сейчас воспоминание о Яне было особенно неприятным) – нормальный современный деловой человек без «загонов» и «крайностей»: таким видел себя Роберт, таким нравился себе. А сейчас внезапно испытал к этому «нормальному человеку» жгучую ненависть.
Не он ли должен был заботиться о сестре, защищать её, помогать ей? Не он ли должен был стоять плечом к плечу вместе с Юрой и Ирой и, если надо, погибнуть с ними? А он валялся в постели Яны, ни о чём не заботясь. «Нормальный человек», значит? Просто эгоистичная скотина…
И, вот, какое право он имел так говорить с Лилей, будучи сам виновен в том, что с ней случилось, допустив это своим равнодушием? Никакого не имел… Скорей бы уж возвращалась она. Надо будет извиниться и, наконец, поговорить по-человечески. Матери обо всём этом знать, конечно, не надо. Незачем, чтобы ещё и она страдала. И без того намучилась двоих детей поднимать после смерти отца, которого не стало через год после рождения Лильки.