Я отдернул занавески, и комнату озарил дневной свет. Каждый раз я надеюсь, что это вдохновит маму встать с дивана. И каждый раз боюсь, что она в конце концов просто сгорит дотла, как вампир.
– Мам, подъем! – Я шлепнул ее подушкой. – Ты опять вырубилась.
Мама задергалась под одеялом, как пойманный в рыболовную сеть тюлень.
– Ч-чего? – спросила она, придя наконец в себя.
– Мои поздравления, ты еще жива, – ответил я. Люблю по утрам приветствовать маму чем-нибудь таким позитивным, чтобы она чувствовала мою поддержку.
– Будь ты нормальным человеком, дал бы поспать! – пробурчала мама.
– Будь я нормальным человеком, сам бы тебя усыпил, – парировал я.
– Господи, моя голова… – Она вздохнула.
– Знаешь, вообще, по утрам голова сама по себе болеть не должна. – Я принес маме стакан воды и адвила. Ей не помешает.
Я оглядел кофейный столик – или, точнее сказать, кладбище лекарственных пузырьков и бутылок из-под вина, в которое он превратился.
– Ты уверена, что стоить запивать алкоголем все то, что прописывает тебе доктор Дилер? – спросил я маму.
– Его зовут доктор Вилер, и, может, профессионалы как-нибудь без тебя разберутся? – сказала она и приняла адвил. – Все эти наклейки с предупреждениями – для дилетантов.
За последние несколько лет отношения с врачом у мамы сложились весьма нездоровые. Нездоровые, потому что мне частенько кажется, что она возомнила, будто с ним встречается. Она реально просто выдумывает себе болезни, чтобы к нему сходить, и уверена, что, если не позвонит ему раз в неделю, он будет волноваться.
Впрочем, будь у меня пациентка, которая принимает таблеток больше, чем Джуди Гарленд и Мэрилин Монро вместе взятые, я бы тоже волновался. Но вряд ли мама такое волнение имеет в виду.
– Катись в школу, – сказала она, зарываясь лицом в подушку. – И если я буду спать, когда ты вернешься, только попробуй снова сунуть мой палец в миску с водой!
Я собрал школьные принадлежности и направился к двери.
– Пока! – крикнул я ей на прощание. – Я тоже тебя люблю!
Дедушка оставил мне «Корвейр» 1973 года с откидным верхом. Звучит круто, но на самом деле это консервная банка как она есть. И поскольку машина – самый стрессовый механизм на свете, а дедушка умер от сердечного приступа, можно смело сказать, что он завещал мне орудие собственного убийства.