– Мой брат выдаёт сейчас замуж свою дочь. Я поговорю с ним, и ты вернёшься домой с молодой невестой. Пенелопа прекрасная девушка, ты не пожалеешь.
– Хорошо, спасибо, – вежливо, но без энтузиазма ответил Одиссей. – Ладно, посмотрю, что это за Пенелопа.
Гера и Афина сидели, прильнув к экрану ясновизора.
– Что показывают? – небрежным тоном спросила проходившая мимо Афродита.
– Потрясающие новости! – воскликнула Афина. – Ты слышала, красавица? Тиндарей выдал замуж свою дочку!
Афродита замерла.
– Какую ещё дочку? – срывающимся голосом спросила она.
– Как какую? Ты разве не знаешь? Елену Прекрасную – самую красивую девушку в мире. После тебя, конечно.
Лицо Афродиты покраснело от гнева.
– Как это выдал?! Кто ему позволил?! Что за своевольство такое?!
Гера обернулась к ней с ироничной улыбкой:
– Да ты заговариваешься, красавица! Разве выдать замуж собственную дочку – своевольство? С каких пор на это надо у кого-то спрашивать разрешение? Он, правда, сперва не хотел, но Одиссей его уговорил.
– Какой ещё Одиссей?! – в бешенстве прокричала богиня любви. – Что он суётся не в своё дело?!
Гера смотрела на неё с торжеством и наслаждением.
– А ты разве не знала, красавица, что смертные обожают влезать не в своё дело? И что это ты так разволновалась, милая? Аж вся пятнами покрылась! Или у тебя были какие-то свои планы на Елену Прекрасную? Ну тогда извини!
– Идите вы все! Ничего я не разволновалась! – рявкнула в ответ Афродита и, сердито шмыгнув носом, под смех богинь побежала к себе во дворец.
– Она-то, дурочка, приберегала Елену для своего любимчика Париса! А невеста-то уже замужем! Вот незадача!
– Это я надоумила Одиссея поговорить с Тиндареем, – похвасталась Афина.
– Да я уже поняла. Здорово ты замаскировалась: Одиссей наверняка не догадался, что его позвал не Тиндарей.
– Одиссей мне нравится, – сказала Афина. – Очень умный. Для смертного, конечно, – я гораздо умнее.
Между серым, затянутым тучами небом и вершиной Олимпа висела привязанная золотой цепью богиня Гера. Её муж, громовержец Зевс, мрачно смотрел на неё, сидя на троне. У ног Зевса, облокотившись на его колено, примостилась красавица Фетида.
Это необычное зрелище могло бы привести в недоумение всякого. Где-то в глубине своей божественной души Гермес, возможно, отметил, что что-то тут не так, но виду не подал и поздоровался как ни в чём не бывало, вежливо кивая каждому, к кому обращался: