Меня охраняют призраки. Часть 2 - страница 14

Шрифт
Интервал


– Чего грустим? Опять наша курочка разбуянилась?

– И так можно это обозвать, – угрюмо согласилась Мелисса, – правда, Питер, я же говорила, что этот наш трюк только больше разозлит её! Она до сих пор не может этого забыть и цепляется теперь и ко мне, и к моим друзьям!

– И пускай цепляется, – пожав плечами, спокойно сказал Питер, – а мы тем временем подготовим ещё какой-нибудь план.

– Достаточно с меня твоих планов! – отрезала Мелисса и даже отошла от него на несколько шагов, увлекая за собой совершенно безучастную Габриэль. – Я не хочу, чтобы против меня развязали настоящую войну. Я хочу спокойно сдать экзамены, вот и всё, мне не надо никакой мести и никаких…

– Если ты будешь всё сносить молчаливо, спокойно сдать экзамены у тебя не получится, – предостерёг её Питер с мудрым видом, – таких, как Мэллои, надо бить их же оружием, не то они быстро сделают из тебя отстой для всей школы.

– Ты преувеличиваешь. Должен быть какой-то другой выход. Насилием ничего не решишь.

– Да кто тебе это сказал? – развеселился Питер. – Видимо, плоховато ты слушаешь лекции мистера Джефферсона… Ты посмотри, Мелисса, ты только разочек открой учебник истории; тогда ты увидишь, что вся наша жизнь как раз на насилии и построена. Даже для того, чтобы просто ввести в обиход машины, потребовалось пройти через бунты! Когда верхи восставали против низов, что они делали? Они совершали революции, то есть прибегали к насилию. Такова уж наша природа, Мелисса, ничего тут не поделаешь. Поэтому придётся тебе принять мир таким, как он есть. Только мечтатели могут надеяться, что мы когда-нибудь научимся не причинять друг другу боль. Никогда такого не будет, Мелисса! Как ни крути, мы с тобой, да и Габриэль тоже, – он махнул рукой в сторону Габриэль, которая по-прежнему не проявляла никакого интереса к их беседе, – произошли от животных и сами же животными и являемся. А ты видела хоть одно такое животное, которое не боролось бы за существование? Я имею в виду настоящее, дикое животное, свободное и гордое? – он выдержал паузу и торжествующе заявил: – Нет таких! Каков принцип дикой природы? «Ты не сожрёшь – сожрут тебя». А у нас, в нашем якобы цивилизованном мире, – его ноздри презрительно раздулись, – ничего, в сущности, не изменилось. Сколько мы ни напяливали бы на себя синтетической одежды, ни создавали бы продуктов из какого-то утильсырья и ни продвигали свою науку, мы останемся теми же животными. И город, в котором мы все с вами живём, – те же джунгли, только каменные. – Он с гордостью примолк, явно сам удивлённый необычно долгой и увлечённой для себя речью, а затем спросил: – Ну как, ты согласна?