– Н-но, Гнедой. Давай окружною, – негромко распорядился Зюзин, усевшись на телегу, и повозка неслышно снялась с места; теперь через Полыновский мост, мимо кладбища – и на мордасовскую дорогу, чтобы с дальнего конца заехать на Нижнюю; дальше Рататуевым переулком можно и на зады переехать. – Н-но! – посмелей шумнул Семён Антонович.
В ноябрьское отоваривание очередь производить натуральный обмен выпадет Валюну Жигину, и неизвестно, какая ещё погода будет стоять. А пока хорошо: сухо, не холодно, хотя ветерку можно бы и подуть – постучать ставнями, пошуметь в палисадниках. Но и так сойдёт, без маскировки. Ни Шоки, ни бригадира на вечерней дойке не было, авось и теперь ещё припухают.
«А то говорят: с нахальством родились, с нахальством помрём», – попробовал размышлять Зюзин, но толком не прояснённый вопрос – будут начинать в ночь или с утра – перебивал всякую иную мысль. Последний раз принимали всякую мешанину в воскресенье, трое суток тому, и Зюзин тогда перебрал малость. Не пожарный был случай, одеколон мог и до утра полежать в укромном месте, но что ты будешь делать с гадской натурой. В горницу его жена не пустила, ужинать не дала, и он сдуру завалился на горячую, по случаю пирогов, печку. Среди ночи, отбиваясь от кошмаров, стянул с себя рубаху, брюки – до трусов разделся – и полезли под бока спичечные коробки, валенки, склизкая дрянь какая-то приклеилась к пояснице… тьфу! А ни в понедельник, ни вчера – ни капли не перепало. И при таких исходных до завтрева ждать?
«А заеду к Ваську-сварному. Скажу потом, граняк долгу отливал – должны мы человеку или не должны?» – такое возникло оправдание. Васёк, конечно, компаньон занудливый: выпьет – только про свою лахудру райцентровскую и говорит… Нет, верней всего, ноги сами унесут к бродяге Стеблову. В землянке – воля. Хоть и наврёт Стеблов, а ухохочешься.
Дорога выпала насквозь спокойная. Завернув в Рататуев переулок, уходивший вверх до самого магазина, а вниз – до речки, и по которому, соответственно, мог кто-нибудь пройти и в этот час, Зюзин, однако, до того осмелел, что, не укрываясь на зады, остановил Гнедого, прикрутил вожжи и пошёл стучаться в жёлтое окошко. Постучал – и прямо во двор, договариваться.
– Семён, ты, что ли? – окликнул его проворный однако же Кузьма Иваныч.
– Ну, – отозвался на ходу Зюзин.