Жена уже с полмесяца обреталась у дочери в няньках, и Домашов, не заходя в дом, прихватив с дровосека топор, наладился на брошенный конец Гребенёвки. Быстро миновал обитаемую серединку по задам, а дальше шагал, не таясь, улицей, уверенный, что никто с лишними вопросами уже не прилепится.
За жидким ветловым перелеском должны были показаться верхние могилки, а с пригорка, поросшего чилигой, открывалось всё кладбище целиком. Домашов от нетерпения побежал туда и чудом остановился в одном шаге от зыбкого края крутого обрыва.
– М-мы-х! – вырвалось у него вместе с шумным от пробежки дыханием, и, не соображая, что делает, он запустил в овраг тянувший руку топор.
Косо стоял крест с шалашиком на могиле дяди Матвея, которую Домашов копал ещё до армии и хорошо помнил, что из ямы вынимали лёгкую красную супесь с крошками белого плиточника – её и размывал, обваливая целыми пластами, овражный ручей. Криво стоял и крест на могиле крёстной тёти Дуни Егошиной, а от дедовой и родительских могил не осталось и следа.
На дне оврага, в толще песка и ила, лежали теперь тяжёлые прозеленевшие камни стариков, отцова железная пирамидка со звездой и материн, наспех сваренный из уголка, крест. Но, может быть, шалая вода утащила их вниз, – Домашов глотнул пересохшим горлом, – может быть, всё теперь рассеяно по вязкому дну, а то и вынесено, прибито к дальнему пустому берегу. В трёхметровом обрыве он разглядел выщербленный срез узнаваемой прямоугольной формы и не смог больше тут оставаться. Наверное, надо было пойти вдоль берега, спуститься вниз, поискать – но зачем? И куда потом? Отвезти отцову пирамидку на новое кладбище?
Об увиденном Домашов сказал на улице Елькиной-тёще и, бросив её стоять с открытым ртом, прихлопнутым сухонькой ладошкой, широко зашагал дальше. Встретился Колян-дембель, он и ему сказал. Потом бесцельно кружил по двору, гремел железками в гараже, а в какой-то миг остановился и чутко прислушался: что-то неясное, тревожащее долетело во двор с обычно тихой и пустой улицы.
– О-ох! – вскрикнула где-то женщина.
«Вот как живём, оказывается», – отозвалась в Домашове неясная покамест догадка. Он вдруг сообразил, что сам мог триста дней в году бывать рядом со старым кладбищем. И даже одного вполне хватило бы, чтобы вовремя заметить подвижку оврага в сторону могил.