. В этом логическом построении можно найти и обратную связь: возможно, отчасти Сталин был таким, каким знает его история СССР, именно благодаря заложенному в детстве своеволию, которое позволило ему сначала победить конкурентов в борьбе за власть, а потом, находясь у власти, подчинить огромную страну и половину мира собственной воле. Но эти рассуждения, хоть и позволяют объяснить упорство, проявленное Сталиным при навязывании своих художественных вкусов народу СССР, не имеют прямого отношения к эстетическим взглядам «вождя». Однако влияние национального искусства и фольклора на художественные вкусы Сталина отрицать нельзя.
Традиционно, говоря о культуре Грузии, упоминают грузинское многоголосное хоровое пение, признанное ЮНЕСКО «шедевром мировой полифонии». У этого самобытного грузинского вида искусства сложились вполне четкие традиции музыкальной гармонии, которые Сталин впитал, что называется, с молоком матери. В воспоминаниях современников часто встречаются сюжеты, когда Сталин пел застольные, народные песни и даже частушки.6 Известно также, что будучи семинаристом в Тифлисе, он пел в церковном хоре, и, видимо, обладал неплохим голосом. Воспитанный на гармонии грузинского народного многоголосия, И.С. стремился навязать свой вкус в музыке всем. Показательна в этом отношении компания против «формализма», развернутая в 1936 году. В печально известной статье «Сумбур вместо музыки»7 утверждается: «Слушателя с первой же минуты ошарашивает в опере нарочито нестройный сумбурный поток звуков. Обрывки мелодии, зачатки музыкальной фразы тонут, вырываются, снова исчезают в грохоте, скрежете и визге. Следить за этой „музыкой“ трудно, запомнить ее невозможно». По одной из версий Сталин сам был автором статьи, это пока не доказано, но участие «вождя» в разработке основных претензий и формулировок сомнений не вызывает8.
Настоящий культ поэзии, развитый в Грузии, вероятно, связан с песенным характером искусства в целом и с «тамадизмом»9 (термин Г. Д. Гачева) – «принципом не только жизни, но и литературы: когда собеседнику преподносится его идеальный образ. в результате приходится соответствовать – поэтому так часто встречаются всякого рода прославления. Этот же „тамадизм“ определил и стремление к витиеватости речи – при простоте образов»