Оливер улыбается.
– До того как я тебя вызвал, ты больше походила на героиню сериала «Молодые и дерзкие». Ну, что там главный сердцеед? – Он быстро кивает в сторону Макса, которой уже идет к двери.
Я жму плечами и кладу в рот мороженое; на то, чтобы его проглотить, уходит целая вечность. Как я могу ему рассказать, что верила, будто знаю Макса из снов всю жизнь, но, оказывается, я все это выдумала? Что Реальный Макс совсем не похож на того Макса, которого я знаю. А Макса, которого я знаю… не существует.
– Не хочешь об этом говорить? – спрашивает Оливер.
Я отрицательно качаю головой.
– В таком случае можно «сегвейнуть» тебя домой?
Как выяснилось, Оливер живет всего через несколько кварталов от бабушкиного дома, который пора бы уже называть своим. Но только мой дом – чудаковатое здание без лифта на 119-й улице. В нем нет бесконечного лабиринта восточных ковров, нет картин в тяжелых золотых рамах. Рядом с моим домом есть рестораны с кухней шести разных стран. А в самом доме – магазин постельного белья.
– Ну что может быть смешнее, чем магазин, торгующий простынями по пятьсот долларов? – спрашиваю я у Оливера. – Сон – одна из главных человеческих потребностей, а они на нем наживаются. – Я иду за Оливером и качу Франка, а он – свой «сегвей», потому что закончилось горючее.
– Кстати о смешном, – говорит он. – Я на той неделе пошел в угловой магазин за молоком для хлопьев: родители забывают, что иногда мне надо есть. Продавщица сказала, что у них есть только органическое овечье молоко. С совершенно серьезным лицом сказала. Я развернулся и вышел.
– У тебя, судя по всему, очень занятые родители, – говорю я.
– Они руководят собственной упаковочной компанией, поэтому часто уезжают в Китай в самую последнюю минуту. Их часто нет дома.
– И тебе не одиноко? – спрашиваю я.
– Иногда, но этот парень всегда найдет, чем себя развлечь, – он улыбается одной из своих очаровательных улыбок. – Можно, например, плохо учиться и постоянно попадать в истории.
– Понимаю, – говорю я. – Моя мама уехала, когда я была маленькой, а папа не особо разговорчивый, так что у меня развилось довольно активное воображение.
Я жду, что он смутится или спросит, куда уехала мама. Но он неожиданно интересуется совсем другим:
– А конкретнее?
– Ну, не знаю, в детстве я была очень любопытной, – говорю я.