Нормой уважительности к усопшему считался стакан водки. Поэтому, где-то на середине пути, от пьянства к алкоголизму, Лукича, через дядьку-военкома, отправили разучивать военные марши, на Северный флот.
Так что, чутьё на «лабание жмура», у старшего мичмана имелось.
Оставалось только определиться с исполнителем главной роли, в этом грустном спектакле.
– Так, кто всё-таки помер?
Слухи в городе П. распространялись со скоростью сероводорода, пущенного в маленькой комнате, где кто-то из сидельцев убоялся сквозняка и наглухо закрыл окна.
Но пока, вакансия главного героя оставалась вакантной: никто из музыкантов ничего не слышал. А может, жмур был совсем свежим?!
И тут, определённость внёс Саша Попко.
Саша имел вид счастливца, которого приговорили к отрубанию головы, но в последний момент, палач решил ограничиться вырванным зубом. Радость вновь обретённой жизни, на Сашином лице, оттеняли зеленоватая бледность и кусок, окровавленной ваты, во рту.
Он обвёл безумными глазами коллег и попытался выразить свою мысль словами. Но, из-за перебора шипящих согласных, попытка не удалась.
Игорь Глебович проникся сочувствием:
– Чего ты говоришь?
Саша собрался с силами, и внятно прошипел вывод, к которому пришёл полчаса назад:
– В гестапо, всё-таки, щенки работали!
– Так, ты в стоматологии… к бабе пошёл?! – изумлённо развёл руками Игорь Глебович.
Саша хотел, в знак согласия, закрыть глаза, но перед ними стоял ужас, и глаза, наоборот, только расширились.
Эмоции душили, и Саша опять, зашипел и зафыркал, брызгая окровавленной слюной.
– Чего?
Вылеченный пациент собрал силы в кулак:
– У бабы очереди не было.
– Ну, милый! В упомянутую тобою организацию, тоже, никогда очередей не было! Я же, тебе дураку, говорил: к бабе ни в коем случае! Только к мужику.
В санчасти эскадры было два зубных кабинета. В одном принимал мужчина, недавно переведённый в город П. из соседнего гарнизона. И, к нему, очередь выгибалась от самой входной двери санчасти. А стулья перед другим кабинетом пустовали.
Иногда, дверь этого кабинета распахивалась, и дама в белом халате, с ненавистью выкрикивала:
– Следующий!
Но «следующего», в переполненной очереди не обнаруживалось, как впрочем, и «предыдущего».
При появлении дамы в белом, беззубый народ жался друг к дружке, как пингвины, при виде белого медведя.