Совесть может побудить нас принимать, казалось бы, иррациональные и даже саморазрушительные решения, от тривиальных до героических, от пропуска встречи в 8:00 до молчания под пытками во имя любви к своей стране. Она может действовать на нас таким образом лишь потому, что источник ее силы – не что иное, как наши самые сильные чувства. Узнать о том, что кто-то поступил по совести, даже если речь идет о кормлении собаки, – это радует нас, потому что любой выбор в пользу совести напоминает нам о милых сердцу связях, удерживающих нас на плаву. Рассказ о том, что кто-то поступил по совести, – это рассказ о связи живых существ и бессознательное принятие важности этой связи. Мы улыбаемся подлинной природе этой истории. Нам понятно, насколько мучительны чувства Джо, как он борется со своей совестью, и мы улыбаемся Джо и Рибоку, потому что влюбленным невозможно не улыбнуться.
История совести
Не у всех есть совесть – это внедряющееся в наши дела чувство долга, основанное на наших эмоциональных привязанностях к другим. Некоторые люди никогда не испытывают острого чувства тревоги, вызванного тем, что они подвели других, или причинили им боль, или лишили их чего-либо, или даже убили кого-то. Если первые пять чувств являются физическими: зрение, слух, осязание, обоняние, вкус, а «шестое чувство» – это наше обращение к интуиции, то совесть в лучшем случае может получить седьмой номер. В эволюции нашего вида она возникла позже и до сих пор далека от повсеместного распространения.
Ситуация оказывается еще более запутанной, потому что в повседневном ходе жизни мы обычно неспособны отличить тех, кто обладает совестью, от тех, у кого ее нет. Может ли амбициозный молодой юрист обладать седьмым чувством? Да, вполне. Может ли мать нескольких маленьких детей иметь седьмое чувство? Конечно, может. Может ли священник, ответственный за духовное благополучие целой общины, иметь совесть? Будем надеяться на это. Может ли политический лидер нации быть совестливым? Бесспорно.
Или, напротив, мог бы кто-нибудь из этих людей жить совершенно без совести? И снова можно спокойно ответить «да».
Анонимность зла и его сводящий с ума отказ устойчиво ассоциироваться с конкретной социальной ролью, расовой группой или физическим типом всегда преследовали богословов, а в последнее время не дают покоя и ученым.