Зинаида Гиппиус. Муза Д. С. Мережковского - страница 3

Шрифт
Интервал


Любовь к литературе девочка унаследовала от отца. «После него осталось довольно много литературного материала (он писал для себя, никогда не печатал). Писал стихи, переводил Ленау и Байрона, перевел, между прочим, всего „Каина“», – вспоминала Зинаида Николаевна. А мать обладала незаурядными музыкальными способностями.

И отца, и мать Зина нежно любила, и даже об отцовской строгости она позже писала с восхищением: «Мой отец был не суров, но строг и требователен. Когда он был чем-нибудь недоволен, он переставал обращать на меня внимание, и я знала, что необходимо идти просить прощения. После все выяснялось, и мы опять были друзья. Именно друзья, потому что он говорил со мной обычно как с равной, с большой».

Ее жизнь в детстве была обычной, как у других, – может быть, более грустной, нежели у большинства, из-за болезни отца. Девочка была ни на кого не похожей – странным, серьезным, упрямым ребенком. Однажды, во время пребывания в Санкт-Петербурге, они с няней пошли в Гостиный двор покупать куклу. Но четырехлетняя Зина потребовала себе живую куклу – другую девочку. Когда ее уводили, Зина плакала и кричала.


Гостиный двор, Санкт-Петербург. Открытка XIX века

Детство

«О ее детстве и первых юношеских годах мы не знаем почти ничего. Время, в котором она родилась и выросла, семидесятые – восьмидесятые годы, не наложило на нее никакого отпечатка. Она с начала своих дней живет как бы вне времени и пространства, занятая чуть ли не с пеленок решением „вечных вопросов“», – писал позже ее биограф, секретарь и друг Владимир Злобин. Вот детские стихи Зины:

Давно печали я не знаю
И слез давно уже не лью,
Я никому не помогаю,
Да никого и не люблю…

Несколько преувеличивая прозорливость ребенка, Злобин пишет: «Всё, что она знает и чувствует в семьдесят лет, она уже знала и чувствовала в семь, не умея это выразить». В наивных строчках детских стихов появляется то же настроение, которое будет возникать и в самых поздних произведениях Зинаиды Николаевны.

«В 1880 году, то есть когда мне было 11 лет, я уже писала стихи (причем очень верила в „вдохновение“ и старалась писать сразу, не отрывая пера от бумаги). Стихи мои всем казались „испорченностью“, но я их не скрывала… Должна оговориться, что я была нисколько не „испорчена“ и очень „религиозна при всем этом… Вот вам сердце – в теле одиннадцатилетней девочки, едва прочитавшей Пушкина и Лермонтова – потихоньку!»