Трое быстро ушли обратно в кафе. Пух тряс пальцем в ухе. Вкусно пахло порохом.
– Поехали, Пух! Вот ключи, садись за руль.
Пух завел машину, Горе сел с ружьем на сиденье справа, и они тронулись.
– Не гони, рули спокойно, – велел Горе, и Пух сбросил газ.
Ночующие в кабинах дальнобойщики уже заводили моторы и, не зажигая фар, уезжали со стоянки.
Километра два они проехали молча, потом Горе закурил.
– Далеко отъезжать не будем, – заговорил он, – вдруг кто в ментовку позвонил, а мы выпивши, и ружье при нас. Сворачивай на проселок – и в лес.
Пух остановил машину под низкой раскидистой сосной на опушке и погасил фары. Трассы отсюда не было видно, но они все же курили в кулак.
– Как думаешь, поедут нас искать? – спросил Пух, лишь бы что-нибудь сказать.
– Да ну!.. Пожрать не дали нормально… бандиты, бля!.. – Горе вдруг озорно улыбнулся. – Хорошо, ружье было собрано!
– Ты давай покемарь, а я пока посижу, погляжу вокруг, – предложил Пух.
Удивительно, но Горе довольно быстро уснул. Проснулся от холода, когда стало светать. Ясно и роса. Пух спал, откинувшись на сиденье. Ружье лежало между ними. Жизнь продолжалась, свежа и ярка. Горе завел мотор и включил печку на полную. Пух заворочался, поежился, но не проснулся. Горе решил его не будить…
Пух и Горе
И вот снова на север. Миновали посты, оставили за спиной освещенный город, Пух добавил скорости и включил дальний свет. Спать не хотелось, наоборот, было тревожно и радостно. Отчего?
– С детства люблю дороги, – сказал Горе, потирая ладони, – с «малолетки» еще. Даже раньше, еще с тех пор, как твой брат научил меня на мотоцикле ездить. Полный бак, чай-курить есть, жить можно! Даже бутерброды с собой, чего еще надо?
– Да уж, нам лишь бы из дому сорваться. Уже праздник. Почему с «малолетки»?
– Потом как-нибудь приколю… Праздник не праздник, а все веселее. Да и чё не радоваться? Хоть одного нормального человека повидаем. Устал я уже от всяких хапуг. Только боюсь, как бы он там не постригся уже. А то приедем, а он к нам выйдет в рясе, поклонится, перекрестит и скажет: «Вай ком диос, амигос!»[2] Что тогда?
– Он бы тогда не звонил, – возразил Пух. Его такой итог не устраивал, и он не хотел об этом думать, достал из сумки диск и включил рок.
– Ну вот нахер тебе это кино с дустом? – Горе скривился, услышав. – Тебе что, шестнадцать лет?