Мысли действительно были, и даже весьма простые. Гарри знал, что
домовиков можно использовать как универсальное средство аппарации в
те места, где те хоть однажды бывали, а главное — хроновороты пока
лежали себе в Отделе тайн, и он прекрасно помнил, где именно и как
много… И будут лежать еще долго, так что можно пока и не говорить
об этой интересной возможности. Спокойно набраться сил, то есть
подрасти, конечно же…
С другой стороны, можно будет и форсировать это дело, если вдруг
потребуется.
Отдавшись своим мыслям, он едва услышал, как Вальбурга с сухим
смешком сообщила, что-то вроде того, что все, происходящее в доме,
остается только в нем — и это закон.
И тут Гарри грязно выругался, про себя, естественно, — он
почувствовал, что засыпает.
Он так и не узнал, кто уложил его в детской Сириуса — не в
личной комнате в красной цветовой гамме, а именно детской, рядом со
спальней хозяйки. И кто позаботился об обоих больных, тоже не узнал
— да что там, те были в таком состоянии, что сами не понимали, кто
поил их зельями, которые Гарри сумел захватить с собой, кто
удивленно рассматривал кольцо мастера зельеварения на длинном
пальце безусого юнца, наконец-то переставшего бредить и уснувшего
тревожным больным сном…
— Так вот ты какой, ублюдок моего мужа, — Вальбурга провела
пальцем по бледной горячей щеке, и в этом жесте не было ни капли
нежности. — Вот ты какой… Совсем на него не похож. Некрасивый, весь
в мать. Хоть это мне удалось. Но талантливый.
Вальбурге Блэк было о чем подумать, и, к счастью, было
достаточно времени на все — и чтобы успокоиться, и чтобы признаться
себе в том, что ни за что бы не сказала вслух. Она не может дать
пропасть ни капли крови своего рода. Не теперь. А это значило, что,
как бы ни было нелегко, умереть она не даст никому. Ни сыну,
когда-то любимому, ни ненавидимому — тоже когда-то, но теперь, как
ни странно, не вызывающему у нее злости бастарду. Ну и тем более
мистеру Поттеру, то есть, конечно, ребенка, в котором тот
находится, надо сохранить и вырастить пренепременно.
Интересно, сам бастард знает о своем происхождении, хватило ли у
Эйлин наглости рассказать сыну? Орион тогда… это был его протест —
он не одобрял женитьбу на кузине, хотя в целом отношения у них были
неплохими. А она, тогда оскорбленная до глубины души, прокляла
обоих, и ее проклятие сбылось — об Эйлин Принц она больше не
слышала ни как о способном зельеваре, ни как о волшебнице. А Орион…
он сумел защититься, да и зла ему Вальбурга желала куда меньше. Но
все же ей пришлось его пережить…