Первое время я просто не представлял, что делать и лишь пытался не поддаваться панике. Клаустрофобией, слава богу, я никогда не страдал, а воздуха пока тут хватало. Выходить было страшно, одному, всего лишь с бейсбольной битой в руках мне с этими чертовыми мутантами не справиться. Очень уж они быстры и агрессивны. Три-четыре птицы, я ещё может быть и одолел бы, но восемь… Или семь? Кажется, ещё одну я прихлопнул, перед тем как спрятаться в туалете. В любом случаи, в таком относительно закрытом пространстве с моим вторым уровнем и практически отсутствием боевого опыта одолеть всех этих тварей без существенных потерь и риска для жизни представлялось маловероятным.
Темнота и тишина действовали угнетающе. Казалось, что птицы чего-то выжидают. Затаились и практически не издают звуков, лишь редкое поскрёбывание в дверь и тихое постукивание в окошко. Вороньё всегда слеталось на мертвечину, или на скорое появление оной перед какой-нибудь битвой под открытым небом. А теперь стервятники превратились в охотников. Загнали добычу в угол и ждут, когда она сама к ним выйдет на завтрак. Ну, уж нет. Быть растерзанным птицами-мутантами в самом начале игры никак не входило в мои планы.
Минут через пятнадцать я решил зажечь огонь. Чего сидеть в темноте? На верхней полке среди мыла и шампуней всегда хранилось несколько парафиновых свечей. Там же в полиэтиленовом пакете лежала коробка спичек. Всё это было заготовлено на случай отключения света ещё моей бабушкой. В детстве я часто туда лазил, чтобы выкрасть спички – любимую игрушку многих сорванцов младшего школьного возраста.
Пламя свечи всегда меня успокаивало, особенно если жечь перед зеркалом. Создавалась такая необычная, мистическая и одновременно уютная атмосфера. Это помогало расслабиться и отвлечься от тревожных мыслей. Чтобы усилить эффект, я достал из футляра варган, прижал его к зубам и, сидя на краю ванной, начал медленно дергать язычок, издавая протяжные, плавно затухающие, магические звуки. Затем постепенно начал ускоряться, играя какой-то трансовый, гипнотический ритм, богатый разнообразными призвуками и обертонами. Звук преломлялся и менял свою частоту и амплитуду при малейших движениях горла, языка и всей ротовой полости. При глубоком вдохе он становился громче, вместе с воздухом заполняя собой легкие и, выходя наружу через прорез между золотыми деками, на которых стояли зубы. Звуковая волна и микровибрации от язычка заставляли мозг и кости черепа резонировать, активируя энергетические центры и скрытые глубоко внутри каждого человека таланты и способности.