Дарпа поймала взгляд Тэна:
— Это все-таки территория исправительной клиники. В местных
психушках промывание мозгов — это основное занятие. Впрочем, как и
во всех человеческих социумах.
— Тебе не кажется, что автор доносит идею слишком
примитивно?
— Самое простое является и самым действенным. Возьми хотя бы
старинные плакаты или, например, древние ритуалы, когда люди при
встрече в качестве приветствия прославляли своего лидера или даже
вымышленных персонажей — чтобы рабы не забывали имена своих
хозяев.
— Это же дикость. — Тэн поморщился.
Дарпа молча подошла к нему, села перед его креслом, посмотрела
на него и с улыбкой спросила:
— А как ты здороваешься с другими? Твои бесконечные «все как
один»?
— Это же этикет, традиция, — сказал Тэн и запнулся.
— Зачем?
— Наверно, чтобы напоминать о существовании такого понятия как
интересы общества.
К ним подошла Кора.
— Пройдемте за мной, Сорокин вас ждет, — сказала она и, не
дожидаясь ответа, медленно поплыла в направлении двери с надписью
«К вивариям». Ее ягодицы и бедра ритмично покачивались, как на
волнах, но более акцентировано, чем требовалось для ходьбы.
Пройдя по длинному коридору, они оказались в просторном
помещении, заставленном препарационными столами, полками с
оборудованием для вивисекции и стеллажами с ящиками для
инструментов.
Сорокин был в лабораторном костюме, залитом кровью. Не так
обильно, как это случалось с Тэном в его «мясной лавке», но, тем не
менее, достаточно, чтобы стать похожим на сбрендившего художника,
опрокинувшего на себя банку с красной краской. Его капюшон
неряшливо откинулся назад, и череп поблескивал под антивирусной
вуалью лоснящимся кегельным шаром.
Тэн почему-то вспомнил историю про студентку, но быстро взял
себя в руки.
Сорокин с опаской уставился на Дарпу как на привидение, будто до
этого никогда не видел механических квадраподов с виртуальными
бирками.
— Все как один… — начал было Тэн, но, встретившись взглядом с
Дарпой, осекся.
Она прыснула со смеху, но тут же приняла серьезный вид.
— Что здесь смешного, любезнейшая? — Страх Сорокина сменился
деланым возмущением, он перевел обиженный взгляд на свои
окровавленные перчатки.
— Прошу прощения, любезнейший, — сказала Дарпа вслух, не
удержавшись от искушения подразнить разжалованного профессора.
Сорокин проворно сорвал с рук перчатки и кинул их в утилизатор с
таким истерическим остервенением, словно бросал их в лицо
врага.