Переступая пену кружев, прошу:
— Сожгите это.
Айгуль качает головой:
— Как можно! Такая красота! Давайте почищу — дочке вашей на память будет.
Морщусь: какие мне дочки, я не знаю, что со мной будет завтра.
— Не нужно это моей дочке. Оно проклято.
Узкие глаза Айгуль расширяются, в них ужас. Похоже, я попала в нужное суеверие.
Она сгребает ткань, словно собирает пену, и уходит.
А я беру принесённые её вещи и ныряю в ванну.
Вот теперь можно себя отпустить…
Падаю на колени, реву в голос.
Что мне делать теперь? Что делать? Никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой и беззащитной.
Кидаю взгляд в зеркальную плитку — что за нарцисс облицовывал ванну? — вижу распухший нос, красные глаза, волосы, висящие сосульками вдоль бледного лица.
Да уж. Типичная невеста в первую брачную ночь.
Это немного бодрит.
Нахожу в себе силы окончательно привести себя в порядок. Вытираюсь мягким байховым полотенцем — оно так приятно к телу. И берусь за одежду, которую мне принесла Айгуль. Надо же, всё новенькое. И даже упакованное. Нахожу простенькие хлопковые трусишки и пижаму — маечку и шортики. Очень мило. Наверное, у них комплекты для горничных.
Переодеваюсь, сушу волосы и более-менее пришедшая в себя возвращаюсь в комнату.
Артём по-прежнему спит — ещё бы, ему вкололи просто лошадиные дозы обезболивающих и снотворного.
Айгуль суетится, готовя мне постель. Для этих целей — разложила диван. Я бы и на сложенном вполне вместилась.
Айгуль извиняется за такое ложе.
— Всё нормально.
Она качает головой.
— Ненормально, Инга Юрьевна. Вы с мужем должны.
Пожимаю плечами: что уж теперь, желаю ей спокойной ночи и валюсь спать.
Думала, не усну, что всю ночь будут мучить кошмары. Но… проваливаюсь в сон, едва голова касается подушки.
А вот утром — просыпаюсь от неприятного ощущения чужого взгляда.
Кое-как продираю глаза и понимаю — на меня смотрит Артём.
Смотрит недовольно и зло.
Судорожно сглатываю и тяну на себя одеяло.
Да что же в этой семье такие недобрые мужчины?!
ВАЛЕРИЙ
Не надо быть врачом, чтобы понять: девушка измотана и держится уже из последних сил, только на морально-волевых. Тёмочке стоило бы поучиться выдержке у своей жены! Ощущение, что в их семье она — больше мужик, чем муж. Криво усмехаюсь этой нелепости и продолжаю разглядывать посеревшее лицо, залегшие под чудесными фиалковыми очами отвратительные темные тени, осунувшиеся, ставшие жесткими черты все еще милого личика — ее ничто не могло испортить…