Нет, мама предлагала оставить эту привилегию за ней, чтобы я поспала лишние полчасика, но – это из разряда труднореализуемого. Поди-ка поспи, когда у тебя по квартире носится топотучее создание семи лет от роду. И пытается найти – то резиночки с сердечками, то точилку для карандашей, то ластики, которые мы опять растеряли.
Да и не хочется мне еще и так напрягать маму, она опять жаловалась на боли в ногах. Не хочу я, чтобы она снова улеглась в больницу. А есть ощущение, что это все-таки неизбежно.
— Бусинка, ты мне так вчера и не рассказала, кто тебя обидел, — осторожно замечаю я, сжимая ладонь дочери на пешеходном переходе, — я поняла, что не Оля, но кто тогда?
Иногда мне очень не хватало, чтобы дочь росла ябедой. Потому что какими средствами я узнавала имена её обидчиков – никакими словами не опишешь. А случалось, что эта информация до меня вообще доходила через завуча, которая пеняла мне на плохое поведение моей дочери.
— Мам, а давай я буду учиться дома, — выдает Маруська с хмурым выражением на лице.
И вот что с этим делать? Что на это отвечать? Хватать документы и бежать? Кажется, эта необходимость все острее. И никакая клевая учительница не стоит вот этого.
Лишь бы в другой школе эта история не повторилась…
Но я все еще верю, что это все можно разрешить. Но как? Путем диверсии и партизанских игр? Задружиться с мамой Маскарадовой и пытаться воздействовать на неё жалобным голосом и укоризной. Так увы… Она меня обходит за километр. Ходят слухи, что ужасно боится, что какая-нибудь ушлая разведенка у неё мужа уведет.
Но мне что делать?
Чисто теоретически – я должна знать ответ на этот вопрос. Практически же ничего не приходит на ум, кроме как позвонить классной руководительнице и попросить присмотреться к тому, что происходит вокруг моего ребенка.
Еще бы я была на хорошем счету в школе…
Но я все равно позвоню. В конце концов, кто должен обеспечивать безопасность моего ребенка в школе, если не учителя?
Мы прощаемся у школьных ворот. Вся эта неприятная фигня, что происходит вокруг Маруськи, влияет на мое настроение настолько сильно, что каждый раз – я обнимаю её так, будто в последний путь провожаю.
— До вечера, бусинка? – я отстраняюсь, а Маруська молча кивает, как-то печально глядя за мое плечо. Пусто. Будто человек, который видит что-то, что ему не светит по умолчанию. Выражение лица настолько несвойственное ребенку ее возраста, что я не удерживаюсь и оборачиваюсь, чтобы увидеть, что же настолько выбивает мою дочь из колеи. Ну – и меня, как только я это наблюдаю.