Вечером Владу принесли на просмотр видеоматериал – надо было решить, давать его в эфир или нет.
Это был материал о том, что творится в Москве.
– «Беспредел» – это слово законное, литературное или, так сказать, новодел, рожденный улицей? – спросил Влад у Зюзбашева, усаживаясь поудобнее в кресле, – предстояло провести полтора просмотровых часа в небольшом, пахнущем старой известкой зальчике. В зале этом, как и во многих просмотровых комнатах в Останкино, была такая слабая вентиляция, что, кажется, ее не было вовсе.
Зюзбашев уселся в кресло рядом с Владом.
– Если бы это слово было рождено улицей! – Он усмехнулся. – Не-ет. Это лагерное слово, появилось еще в сталинскую пору, в лагерях, где-то в конце сороковых годов.
– Странно. А звучит очень современно. Как будто бы только вчера его подобрал на улице какой-нибудь длинноволосый лох, сутками вшивающийся около «Макдональдса», и пустил в оборот.
– Очень хочется выпить, – перевел разговор в другое русло Зюзбашев. – Ты не хочешь выпить?
– Хочу.
– Давай я принесу бутылку виски в зал.
– Не надо.
– Почему?
– Я за рулем.
– Тогда я выпью один.
– Запрещаю, – сказал Влад.
– Почему? – удивился Зюзбашев.
– Кругом подчиненные. При подчиненных пить нельзя. Понял?
Зюзбашев неверяще тряхнул головой:
– Влад, ты ли это?
– Я!
– Еще вчера ты не был таким. Сегодня в тебе появилось что-то «совковое».
– А не все в «совке» было так уж и плохо.
– Глазам своим не верю, Влад. И это говоришь ты, признанный демократ?
– Это говорю я, – сказал Влад и, повернувшись к видеоинженеру – полной женщине с лихими усиками, выросшими над верхней губой, махнул рукой: включай, мол, агрегат.
В душном зальчике погас свет.
На экране появилась отрезанная мужская голова. Остекленевшие, тускло сосредоточившиеся на чем-то неведомом темные глаза смотрели в упор на Влада: он невольно вздрогнул, вжался крестцом в сиденье кресла, пробормотал сипло, словно не верил тому, что видел:
– Что это?
В зале неслышно возник режиссер – гибкий человек со скользким взглядом, обладавший невесомой поступью разведчика либо траппера – опытного охотника, он всегда появлялся невидимо и неслышимо.