В восемьдесят пять лет, птицелова посетил и прописался в его теле навсегда, старина Альцгеймер. Выбрав уже на ощупь очередной пальчик для кольца, дядя Марек натянул на него всё, что у него было в шкатулке и женился. Счастливой обладательницей переходящего золота и пяти квартир стала шестидесятилетняя вдова из Житомира, Любонька. Своим острым фаршмаком она за год довела птицелова до врат в мир иной и золото шкатулки теперь по праву принадлежало только ей. Дядя Марек был не жадный, а расчётливый, и очень любил давать советы и учить жизни, как и каждый гражданин Израиля. Но это уже совсем другая история.
Пятничный рынок или шабат шалом
В пятницу в Израиле ходило золотое правило – Кто не успел, тот опоздал! Ближе к двум часам дня все магазины закрывались, и пережить голодовку, если не успел запастись продуктами, приходилось аж до вечера субботы. Поэтому на рынки и в супермаркеты приезжали, чтобы закупиться как перед атомной войной.
Рынок Тель-Авива (шук Кармель) заполнялся людьми. Разными. Коренными евреями и понаехавшими на волне третьей алии (репатриации). Рынок кипел страстями. Продавцы сходили с ума понижая ежечасно цены, выкрикивая «Балабайт миштагеа», что означало умственное помешательство самого продавца от своих же мизерных цен. Торговля не прекращалась почти до четырёх часов дня.
Кто не закрывался, имел дело с группкой седобородых дедушек в чёрных костюмах и шляпах, похожих на Марксов и Энгельсов. Они указывали на наручные часы и подгоняли, мол бог всё видит и не простит. Но бог всё видел и прощал. Пейсатых напоминателей было от силы пять – шесть, а продавцов и желающих добить сетки с продуктами до отказа, более тысячи. Законы рынка побеждали законы божьи. Часам к трём продавалось уже самое непродаваемое. Подгнившее под палящим солнцем, и имеющее не очень товарный вид. Улицы начинали мыть из шлангов, расхаживая в шортах и резиновых сапогах по рекам текущих помоев. Запах указывал, что пора домой.
Именно тогда, под закат еврейской недели и подъезжали они. Свежеприехавшие евреи. На купленных без НДС, новеньких и вымытых вручную, автомобилях, семьи третьей волны эмиграции парковались ближе к рынку. После распродаж всего по шекелю, оставалось то, что уже продать было невозможно. Это складывали в пластиковые контейнеры и выставляли на выброс. Там то и были весь цимес и халява в одном флаконе.