. И таких сухих картинок наберется с целый гербарий. А толку?
Симпатичны стихотворения Марии Кучумовой («Урал», №4), наполненные живой суггестией и экспрессией, физиологичность и философичность здесь сходятся, язык обретает плоть, оживает: «Превеликий словарь, покоривший пресредних, пренижних, / Я предатель давно, я давно уже твой чернокнижник. / Разве мало воды на земле, разве лишнего соли? / Разве мало единого „ты“, растворенного в горле?» Кажется, у этого поэта есть серьезное будущее.
Что ж, сама завороженность процессом знакомства слов друг с другом похвальна. Вопрос, что к ней приложится в дальнейшем и приложится ли вообще…
Гражданином быть обязанные
Не могут современные молодые поэты остаться в стороне и от текущих социальных событий, от атмосферы времени.
В «Арионе» №2 встречаем стихотворение ярославского поэта (более, впрочем, известного как литературный критик) Евгения Коновалова (1981 г. р.). Нарочито современное по лексике («фейсбук», «айпод»), оно отличается по-хорошему жесткой интонацией, но при этом исполнено холодной, ненужной отстраненности (не перерастающей в остранение) и холостой физиологии. Пытаясь передать мысль о стерильной бездушности постиндустриального социума, автор стерилизует и само свое слово, потому и не достигает чаемого эффекта, удельного веса этим репортажным стихам явно не хватает: «в кадре месиво из кишок и рук / оператор весь день блюет / после бодро докладывает в фейсбук / новостей заждался народ».
Показателен длинный текст (стихотворением его не назовешь) Ислама Юсупова (1993 г. р., «Знамя», №8) «Атхудародмбуиш», представляющий из себя фарш-какофонию из типичных плацкартных фраз, разбавленную матом, довольно жалкими попытками транскрипционного письма и снабженную отсылками к актуальным политическим событиям: «анекдотики хотите / че там очередь в туалет / у температура-то совсем упала / скоро все изменится / да малышка вернусь я скоро че ты ревешь та епта / а ты че не мош туалеткой губы вытереть / не замерз в шортиках то». Такой поток сознания штампуется километрами. Прельщенные показной наглядностью такого способа записывания всего и вся, кажущейся легкостью и прямотой выхода на социальные обобщения адепты этого мейнстримного стихоконвейера очевидно, неизбежно и мгновенно проигрывают. В русской поэзии, где были – на минутку – Державин, Некрасов, Маяковский, такая социальность выглядит весьма убого. В конце концов, после «поэзии на карточках» Рубинштейна писать подобное – путь тупиковый и обреченный (буду рад ошибиться). «Обнажение приема», конечно, налицо, но в его действенности Виктор Шкловский, думается, усомнился бы. А эпиграф из Джонни Кейджа, призванный, видимо, сказать, что весь этот поездной словопад не является Словом, не звучит, уходит в выморочную немоту – избит и претенциозен. Сама по себе постановка проблемы пустотности языка, пустопорожности слов, изолированных от себя самих, безусловно, заслуживает внимания, но поставить ее поэтически надо уметь, и сделано это должно быть гораздо тоньше.