Дальше оставалась гостиная. Вот где был беспорядок так беспорядок. Из горки зачем-то вытащили весь мейсенский сервиз и разбили. Будто злобу выместить хотели. Сервиз хоть и не очень старый (так, второй половины девятнадцатого века, с типичным узором «саксонский букет»), но очень милый, и качество фарфора превосходное. Как говорила Клавдия Михайловна, «сквозь блюдца телевизор можно смотреть». Жалко вещь, почти сто пятьдесят лет прожила и тут на тебе. Досталось и мебели: у двух стульев была попорчена обивка. Но самое странное – это то, что кому-то в голову пришло испортить картины. И не просто так порубить в клочья, а разобрать на составляющие.
Дело в том, что эти коллажи на самом деле представляли собой достаточно сложную конструкцию. На картоне, покрытом холстом, была нарисована некая абстрактная композиция с лозунгами, потом в разных местах были вставлены металлические объемные формы: цилиндры, прямоугольники и пр. Вероника, конечно, подозревала, что они были полые, иначе из-за этих болванок работы бы весили о-го-го сколько. Но убедиться в этом было сложно, так как сверху были прикручены шурупами деревянные накладки, скрывающие момент соединения металла с картиной. Проволокой к картине были прикручены еще ключи разнообразной формы. А сзади к картону была приклеена фанера, которая скрывала все эти соединения. Так вот, преступник отодрал фанеру, отогнул крепления металлических формочек и выдрал их. Зачем – непонятно. Сделано по-варварски грубо. Вряд ли кто возьмется восстанавливать работы. Тут и по металлу много утрат, и по дереву.
Вероника взяла в руки одну из них, подошла к окну, пытаясь рассмотреть. В ярком солнечном свете отчетливо было видно, что на красочном слое, когда-то скрытом металлической накладкой, отчетливо отпечатался квадрат.
– Ой, смотрите, такое впечатление, что здесь что-то лежало. Даже ворсинки какие-то прилипли к краске. Видно, масло не совсем просохшее было. Может, из-за этого все и случилось. В картинах был тайник, и преступник мог знать об этом.
– Ага, преступник знал, а хозяйка не знала.
– Да вы не понимаете. Юдин большую часть жизни был выдающимся советским иллюстратором, а это у него так, ошибки молодости. За такие картинки в шестидесятые Хрущев выставку в манеже разгромил, а художников-абстракционистов педерастами назвал. А потом еще в семидесятые бульдозерные выставки были. За художниками КГБ следило. Да сам Юдин на всех съездах речи толкал про социалистический реализм, звание академика отрабатывал. Так что он про то, что эти картинки у него были, забыть хотел как в страшном сне. А вот про то, что он здесь хранил, наверное, помнил, поэтому и не уничтожил их. Умер он только внезапно. Приехал с пленума Академии художеств, чайку попил и спать лег, да так и не проснулся. Сердце не выдержало. Они-то старички старичками, эти академики, а, знаете, как закладывают. Да и ехал он в одном купе с Волкогонским, так того не иначе как Водкогонским в Союзе звали. Скорее всего, всю ночь квасили.