Завыли серебряные рога, заколыхались знамена крестоносцев; каждый брат и каждый сержант, мечтая превзойти товарищей в доблести, устремился в битву, преисполненный отвагой.
Как кара небесная, обрушилась на христианские ряды туча египетских стрел. Вставали на дыбы умирающие кони – и рушились, калеча хозяев; падали пронзённые стальными градинами рыцари, орошая мёртвородящую землю Палестины горячей кровью, словно водой – и распускались на бесплодных камнях гибельные цветы обречённости…
Готье де Бриенн дал сигнал к отступлению, решив всё повторить с утра; прохладная ночь опустилась над равниной ужаса, принеся прощальное облегчение умирающим от ран.
Багровый рассвет осветил поле битвы, последней для многих. Ослеплённые яростью хорезмийцы ударили в центр союзного войска, где их встретили затянутые в кольчуги сирийцы на тонконогих конях. Это был славный бой: сталь билась о сталь, жеребцы грызли горло друг друга, и с обеих сторон ревел над полем клич «Во имя Аллаха!». Но вот дрогнули ряды воинов Аль-Мансура, подались назад; хорезмийцы, чувствуя близость победы, завыли, словно демоны-ифриты, и усилили натиск. Медленно, шаг за шагом, отступали бойцы властителя Хомса; хрипели раненые кони, реже взметались окровавленные клинки дамасской стали.
Часть тюрок бросилась на бедуинов, ждущих на левом, непочётном крыле союзников. Вольные сыны пустыни сопротивлялись недолго. Поняв, что в этот раз поживиться им не удастся, кочевники бросились бежать, спасая жизни свои и коней своих для будущих грабежей.
До этого момента крестоносцы недвижно стояли на правом, близком к морю фланге в странной нерешимости. Видя, что чаша весов склоняется в пользу египтян, граф Яффы и Аскалона будто очнулся и бросил свои копья в отчаянную атаку на стальные ряды Бейбарса.
Неколебимая стена, окрашенная в жёлтые цвета правителей-айюбидов, спокойно ждала приближения христиан – как береговая скала ждёт морскую волну, грозную и бессильную. Пять тысяч отборных воинов! Всадники в дорогих джавшанах из стальных пластин и лучники в подбитых ватой юшманах стояли молча: ни воплей, обращённых к Всемогущему, ни противного воя труб и грохота барабанов. Только холодная решимость в голубых, серых, зелёных нездешних глазах.
О, мамлюк!
Почти младенцем ты был, когда беспощадные кочевники угнали тебя в плен и продали на невольничьем рынке Крыма. Скрипели уключины, бились в борт солёные волны Босфора; ветер приносил неведомые ароматы с левантского берега; но тебе, полумёртвому от жажды, они были не нужны.