вечно приводит цитаты. Утверждая, что от вина пьянеют, мы ссылаемся на царя философов; присовокупляя, что
вино разбавляют водой, взывали к авторитету римского оратора. Стоит ему заговорить о нравственности, и уже не
он, Герилл, а сам божественный Платон глаголет его устами, что добродетель похвальна, а порок гнусен… Он
считает своим долгом приписывать древним грекам и латинянам избитые и затасканные истины, до которых
нетрудно было бы додуматься даже самому Гериллу. При этом он не стремится ни придать вес тому, что говорит,
ни блеснуть своими познаниями: он просто любит цитировать»
4 Потом уже, неоднократно правя текст, я понял, что и моя.
5 Имеется в виду Аристон Хиосский (III в. до н. э.)
6 Жоржи Амаду, «История полосатого Кота и сеньориты Ласточки».
7 Ф. М. Достоевский, «Бесы».
7
говорить, если уж такие исследователи… Да что там говорить, глубина любого
сердца не очень исследима, да и глубина, вообще, не очень поддаётся
исследованиям, потому что, как говорится, глубока до неисследимости), словом,
словом, своим, чем-то своим почуяла общая подруга… развлекло её в этом
греческом имени звучание: А-рис-тон! – Всплыла в памяти посудомойная машина,
посудомойка, машина-посудомойка такая есть, знаете – «Аристон»? В
инструкции написано, что в переводе с греческого Аристон значит лучший… а
вот ещё из очарованного весной и любовью Жоржи Амаду: «Таковы ласточки, что
уж тут поделаешь».
Так вот!
– Ну, Вы, доктор, просто Аристон, – по-доброму повеселилась подруга.
– Аристон, Аристон, Эратосфен, Зенон, Платон! – анапестами и ямбами, совсем
невесело, как-то даже поджимая губы (причины невесёлости выяснятся)
задразнился Доктор… иронизируя, конечно. Любил доктор Жабинский
иронизировать.
Об иронии у нас ещё особый разговор (ой, да о чём ещё только мы не будем
особо говорить! Мы же говорим о тенях, а уж чего, чего, а теней в нашей жизни
предостаточно, как говорится: хоть пруд пруди, хоть огороды городи, а хоть и к
бабке не ходи1), а уж до чего, до чего, а до этого (до иронии) доктор, друг
парадоксов, был охоч, охоч, и не зря сказано, что ирония, это форма
парадоксального. Herr Шлегель Карл Вильгельм Фридрих…
– Ах, Аристон, Аристон, Эратосфен, Зенон, Платон! – перебила, господина
Шлегеля, напевая, общая подруга; очень ей сразу понравилась дразнилка. И
профессор улыбнулся «Ох-хо-хо», скрашивая дразнилку и смягчая печальную