— Глупая ты, Ада. Разве счастье в норковом манто и в ресторанах? — тяжело вздохнула и, не оглядываясь, ушла, захлопнув за собой дверь.
И всё же разревелась, когда за спиной закрылась дверь моей пустой квартиры. Алексей, мама, работа. Три потери за короткий промежуток времени. Конечно, смерть близких несравнима с предательством любимого человека и потерей любимой работы, но всё же.
Плакала тихо, скользя взглядом по крышке шкатулки с индийскими слонами и садами Махараджей с дивными цветами. Откинула крышку и сквозь слёзы заглянула внутрь, на секунду ослеплённая всполохом света. Зажмурилась и протёрла глаза, соображая, что могло так блеснуть. Сверху лежал небольшой фотоальбом наших с братом детских фотографий. Открыла его на первой странице, любовно погладив по строчкам с датами и нашими именами, написанных рукой мамы аккуратным каллиграфическим почерком.
Вот я у неё на руках, завёрнутая в легкую пелёнку с кружевным краем. Мама даже эту пелёнку зачем-то хранила. Вот она, под альбомом лежит. Протянула руку и вынула ткань. Тонкий батист, по краю отделанный тончайшим кружевом ручной работы, с золотым шитьём монограммы буквы “М”. Видимо, мама заранее готовила приданое, когда была мною беременна, любовно вышивая витой цветочный орнамент с маленькой птичкой на завитке, с ключом в клювике. На одном из углов пелёнки была приколота золотая английская булавка. Есть такая примета, что булавка — от сглаза. О, так вот, что так блеснуло! В головке булавки был вставлен бриллиант. Отстегнула её и пристегнула себе на водолазку. Пусть булавка будет всегда со мной, как память о маме, как оберег.
Перелистывая страницы альбома, остановилась на фотографии беременной мамы, которая держала на руках семилетнюю меня. Я так чётко помнила тот день и как нас фотографировал отчим.
Был солнечный сентябрьский день. Взрослые чего-то суетились, а я, с утра нарядно одетая в новый джинсовой сарафан, с заплетёнными косами, в которые мама вплела цветные ленточки, в белых гольфах и мягких тапочках-собаках, притаилась в своей комнате на подоконнике за шторой. Задрав голову вверх, я любовалась лучом света, который прорезал пространство. Казалось, только руку протяни — и возьмёшь его, но пальчики скользили по воздуху, ничуть не мешая лучику, в свете которого кружились, танцуя, пылинки.