Та, которой могло не быть - страница 25

Шрифт
Интервал


Досуг присутствующих скрашивали приглашённые артисты, выступающие  на небольшой сцене. Сольный номер саксофониста сменился танцевальным номером в классическом стиле, после которого девушки спорхнули со сцены и разбрелись по залу, приглашая мужчин на медленный танец. Ну а мужчины в зале за столами стали приглашать женщин — участниц конференции, кои были в меньшинстве. Стоило мне подумать, что и меня сейчас кто-то захочет ангажировать, как рядом прозвучало приглашение:

— Мира Андреевна, разрешите пригласить вас на этот вальс, — Матвей поднялся из-за стола и, заложив руку за спину, галантно склонился передо мной в поклоне, в лучших традициях светского общества. Отказать не было причины. Сослаться на то, что не танцую, — тоже не вариант. Если откажу Яланскому, то не смогу больше потанцевать ни с кем из присутствующих. Шах и мат. Браво, Матвей!

Чёрт с ним. Ну не съест же он меня во время танца. Во всём нужно искать плюсы. Танцевать я люблю, а Матвей был великолепным партнёром. Так что не откажу себе в этом удовольствии. Станцую. Это я так сама себя успокаивала. 

— Что же, пойдёмте, господин Яланский, — официально ответила мужчине и протянула руку.

 «Ох, пожалею!» — кричала интуиция. Но выхода я не видела.

Похоже, Борис Моисеевич рассчитал всё, как следовало. Вот только меня полностью не посвятил в значение роли «наживки». Неправильно я его поняла. Наживка для большой рыбы сработала. Но забросил её Борис Моисеевич нашему конкуренту — Яланскому, чтобы я того отвлекала. А сам господин Гольдман тем временем уже договаривался о сотрудничестве с участниками конференции, которые действительно были интересны для «МЕД-Инко».  

Венский вальс закружил нас и всколыхнул воспоминания. Мне всегда нравилось танцевать с Матвеем. Казалось, что когда я с ним танцую, у меня вырастают крылья и я лёгким пёрышком кружусь вокруг мужчины в его сильных руках. Рядом с ним я чувствовала себя женщиной. Опасное воспоминание, учитывая, чем всё закончилось. Возврата к прошлому быть не может. Как бы банально не звучало, но разбитая чашка никогда не станет целой.

Танец всё длился. Близость этого мужчины стала будоражить кровь. Касания, незаметные для окружающих, но очень чувствительные для моего тела — напряжённого, ожидающего подвоха. Пальцы Матвея немного спустились с талии пониже, на поясницу, и выписывали там узоры. Моя правая рука, зажатая крепкой хваткой мужчины, никак не могла высвободиться. Неотрывный взгляд почти чёрных глаз мужчины вносил ещё большее беспокойство.