Я в своей программе дочитал этот рассказ до трагического финала: «Володя опять вложил дуло в рот…» Читал я на грани не то что слез, а какой-то обиды, досады. Человек гибнет от несовершенства мира, от непонимания. Что такое его собственная жизнь в этом мире? Нужна ли она кому-нибудь? Вот это цепляло меня сильнее всего. Обида, несправедливость, непонимание… Вопросы совести, так, наверное, нужно сказать. Моя тема…
А в четвертом классе я читал письмо, все глубже погружаясь в жизнь и чувства Ваньки, и впервые в жизни достиг того, о чем только через несколько лет узнал, как это называется. Я уже был студентом, когда узнал, что это называется «искусством перевоплощения». А тогда я интуитивно почувствовал, что надо всему классу, то есть всем моим зрителям, показать то, что Чехов написал: «Ванька покривил рот, потер своими черными кулаками глаза и всхлипнул».
И я скривил рот, потер кулаками глаза и всхлипнул. И крупные слезы стали капать из моих глаз на разложенный передо мной лист бумаги. Я читал дальше и плакал. Я «вошел в образ». Я стал этим маленьким Ванькой, человеком с невыносимо грустной судьбой. Я почувствовал, что никогда не будет у него ни «елки с гостинцами», ни «золоченого ореха», и никто не спрячет этот орех в «зеленый сундучок». И никогда дедушка Константин Макарыч не получит письма своего внука: нет такой почты в мире, ее просто нигде не существует, той, которая смогла бы доставить это письмо по адресу: «На деревню дедушке».
Учительницу нашу я своими слезами очень напугал. Она не понимала, что случилось со мной, и спрашивала: «Что это такое было с тобой?» Я старался объяснить; это не очень у меня получалось, а она смотрела на меня и говорила: «Ну ты, Володя, и артист!»
Артист… Тогда, наверное, впервые в жизни я понял, что стану именно артистом. И в классе меня так и звали. Я умел за несколько секунд всех насмешить каким-нибудь изображением кого-нибудь из учителей. Учитель выходит из класса, а я всем показываю, как он это сделал. А еще показываю, как он забавно садится на стул или делает всем замечание. Немного по-хулигански выходило, но очень смешно. А потом небольшими группами шли из школы домой. Дорога вдоль Волги была от школы до дома длинной: Октябрьск, как и большинство приволжских городов, сильно вытянут, почти на десять километров. Узкая полоса домов. Внизу Волга, над ней – железная дорога, а потом сам Октябрьск. Со всеми домами, жителями, учреждениями, двумя кинотеатрами и без какого-либо театра.