. Этим бы, кажется, и суждено было продолжиться и кончиться мирному литературному поприщу Ф. Н. Глинки: его стихов никто бы не читал, но все бы печатали: он воспевал бы себе, в особых брошюрках, благотворительные обеды и другие торжественные случаи, и вообще, с честию для себя и пользою для поэзии, никого не обижая, ни в ком не возбуждая зависти, продолжал бы, вместе с другим почтенным ветераном нашей литературы, князем Шаликовым, быть присяжным, неизменным поэтом «Москвы благотворительной и хлебосольной», – как вдруг, к удивлению всего читающего мира, ему вздумалось изменить своему призванию и пуститься – страшно сказать! – в полемику… Верный официальности, он тиснул в официальной газете нечто вроде буллы, гремящей анафемою против каких-то журналов, будто бы открыто, без маски проповедующих безнравственность. Мы сначала подумали, что почтенный певец «Москвы благотворительной» намекает на какие-нибудь иностранные журналы, не почитая даже возможным предполагать существование подобных изданий на святой Руси; «Отечественные записки» так, вскользь, упомянули о странной и неуместной выходке благонамеренного поэта «Москвы хлебосольной», кстати посмеявшись над тем, что пекоторые моралисты, не понимающие поэзии, называют нравственностию в поэзии. Известно, какую сильную, благородную и приличную выходку навлекли на себя «Отечественные записки» со стороны единственного теперь московского журнала
[2]. В этой же книжке «Отечественных записок» читатели найдут и скромный ответ на удалую выходку москвича
[3]. Итак, об этом нечего больше говорить – до новой выходки того же журнала; но мы почитаем здесь кстати сказать не много, но определительно о том, как понимают «Отечественные записки» нравственность и ее отношения к поэзии, чтоб однажды навсегда отстранить от себя благонамеренные возражения и жалобы «нравственных» журналов
[4].
Конец ознакомительного фрагмента.