— Появление в Столице артефакта
Основателя может заставить кланы нервничать. И совершать
ошибки...
— Надо было думать раньше, — резко
отозвался Кристоф. — В тот день, когда ты голосовал за распад
Совета, тебя не слишком беспокоили судьбы наших семей.
И, прежде чем Иноканоан успел
возразить, продолжил:
— У меня есть несколько братьев и
сестер, которые мне дороги. Их я и буду защищать так же, как они
будут оберегать меня. А на прочих мне плевать.
Лигаментиа выглядел одновременно
рассерженным и уязвленным. Но произнес по-прежнему вежливо:
— Кланы предпочитают не связываться с
кадаверциан. Вас боятся и уважают. Скажи, от кого ты собрался
защищаться с помощью этого? От гин-чи-най? Или от самого
Основателя?
Кристоф промолчал, но юноша и не ждал
ответа.
— А что, если кланы, объединившись,
решат уничтожить кадаверциан до того, как те опять пробудят силу,
погубившую Прагу?
— Они не объединятся, — ответил
колдун, глядя на Иноканоана, который вдруг превратился из мудрого
кровного брата в мальчишку, полного наивных юношеских представлений
о жизни. — Одни будут сидеть тихо и трусливо желать, чтобы буря
прошла мимо. Другие поползут к сильнейшему, вожделея получить его
защиту. Третьи начнут громогласно взывать к общественному разуму и
потихоньку интриговать. А четвертые удалятся в прекрасные,
безопасные земли, недоступные большинству. Так что все очень
просто. Примитивно. И не ожидай от них большего.
Кристоф повернулся к лигаментиа
спиной и пошел к выходу из парка.
— Ты говоришь, как Вольфгер, —
разочарованно сказал ему в спину Иноканоан. — И поступаешь так же
самонадеянно.
Не оборачиваясь, кадаверциан небрежно махнул рукой,
непредумышленно повторяя жест мэтра, означающий: «Думай, как
хочешь».
[1] Оскар
Уайльд. Критик как художник.