Вестибюль заливал утренний солнечный свет, скользя лучами по паркету, врезаясь в глаза Алисы резкой болью. Пришлось зажмуриться. Она быстро оглянулась и двинулась в сторону кухонной зоны, такой же необжитой, как и спальня, в которой проснулась.
– Утра! – отсалютовал бокалом с жидкостью Саша, прожигая пригвоздившим, не дающим двинуться с места, льдистым взглядом. – Водички? – он показал глазами на открытую бутылку минеральной воды, Алиса замерла в проёме между кухонной зоной и вестибюлем.
Единственное, чего хотелось – сбежать. Пронзить стрелой пространство, исчезнуть. Не видеть синего взора, пробегающего по ней от кончиков ногтей на ногах – нежно розового, почти телесного цвета, – до всклокоченной, не уложенной макушки, останавливаясь на пуговицах у груди и кистях рук, судорожно прикрывающих полупрозрачную ткань рубашки.
– Одежда там, – так и не дождавшись ответа, отозвался Саша, показывая рукой на веранду. Действительно, за окном, на спинке двух стульев растянулся её комбинезон.
Вчера они завалились в этот дом под шумный говор Арттери и довольный смех Марьяны. Алиса едва передвигала ноги, отчётливо понимая одно – она должна уйти. Мысль билась, истерично стуча в виски: уйти, уйти, уйти. А сама Алиса продолжала следовать за собственным глупым, кровоточащим сердцем, вдруг вспомнившим острую обиду, разочарование годичной давности, в мазохистском ударе продолжая смотреть на расслабленную руку Саши на плече Марьяны. Её откинутую шею и его мизинец, отодвигающий вырез платья в сторону, скользящий по коже у ключицы и в ложбинке декольте.
Они расположились в гостиной, как праздные сибариты, сидя на мягких диванах. Саша заказал пиццу, вьетнамскую кухню, а в дополнение – несколько бутылок брюта, который исчезал из высоких фужеров раньше, чем появлялся. Праздновали. Все – победу Александра Хокканена, а Алиса пила за разбитое сердце, которое уже никогда не перестанет ныть, обречённое заходиться в острой, невыносимой боли.
Ноук чам* брызнул на белую ткань комбинезона, растекаясь безобразным пятном, похожим на разочарование Алисы. Рыже-грязным, не смывающимся, с кривыми краями. Потом, на кухне, она пыталась застирать пятно, не понимая, от чего захлёбывается слезами на самом деле. Жалко белую ткань или свою изгаженную душу?