— Подай мне кровь, — велела Идалия,
отложив наконец расческу. — И не забудь подогреть, как я вчера тебя
учила.
Темная половина души злобно
заворчала, но Вивиан молча подошел ближе. Первое правило, которому
его научила фэри, — уважать старших. И «уважение», которое она
вбивала в него с помощью магии, означало непременную подачу крови
на завтрак наставнице.
Держа в руках высокий хрустальный
бокал, Вивиан мысленно представил, как в жидкость опускается
горячий шарик и та постепенно нагревается до температуры живого
тела — тридцати шести и шести десятых градуса. Это действие
предполагало магическое влияние на температуру «завтрака». Но
фантазиям не суждено было сбыться. В реальности кровь вдруг
закипела с грозным бульканьем, Идалия удивленно обернулась, и в это
мгновение бокал взорвался. Ковер, зеркало и пуф оказались заляпаны
густо-красными вязкими пятнами. Фэри успела отшатнуться, и ей
досталось меньше, но по волосам, левой половине шеи и груди,
пропитывая пеньюар, неторопливо ползли горячие липкие струйки.
Девушка вскочила, на мгновение
потеряв голос от бешенства:
— Безрукий кретин!!..
«Вторая половина» Вивиана
удовлетворенно мурчала. Ей абсолютно и безоговорочно нравилась
произошедшая неприятность. Рассерженное лицо Идалии доставляло не
меньше удовольствия, чем ее обнаженная грудь.
— Убожество! Ты ничему никогда не
научишься! — Девушка нервно вскочила и теперь наблюдала, как
регенерирует ее обожженная кожа. — Если в следующий раз сделаешь
что-нибудь подобное, на неделю останешься без еды.
Теперь от бешенства заколотило
Вивиана. Он швырнул на пол ножку разбитого бокала, которую все еще
сжимал в кулаке.
— Я сделал это не специально! У меня
нет магической практики! Никакой!
— Меня это не волнует. Чтобы к моему
возвращению здесь было чисто, — высокомерно заявила фэри и
величественно удалилась в смежную со спальней ванную комнату.
Он с раздражением проводил ее
взглядом.
Хотя, как бы Вивиан ни злился,
убирать все равно придется. Если не сделать этого добровольно,
Идалия заставит с помощью магии. Однако он не успел сделать ни
одного движения. С домом внезапно начала твориться очередная
чертовщина.
Сначала возник звук. Мягкий, нежный
шелест. Затем повеяло ароматом свежести… и стены начали таять. Они
колыхались, словно тростник, по которому плеснула волна, лучились
разноцветными бликами, а потом стали падать одна за другой, как
театральные драпировки.