Хатч двинулся вперед. Люк вздрагивал от каждого его шага, будто в любую секунду могло произойти нечто страшное. Под ногами Хатча хрустели кости. Подняв фонарик чуть выше, Хатч навел его на торс и морду торчавшей из коробки твари. – Если оно пошевелится, у меня сердце не выдержит.
– Козел?
– Похоже.
– Боже.
– Как раз наоборот.
– Не понимаю.
– А кто понимает? Здесь был какой-то храм. Для жертвоприношений. А это, похоже, Козел Мендеса.
– Чего-чего?
– Это чучело. Тут, сзади, – Хатч наклонился вперед, и Люк затаил дыхание, – уже мыши поработали.
Люк покачал головой.
– Что мы делаем?
– Безумие какое-то, – сказал Хатч сам себе. – Только представь, какими чокнутыми были эти ублюдки.
Люк не понимал, что Хатч имеет в виду.
– Эти маленькие руки – человеческие. Мумифицированные. Они пришиты. – Хатч повернулся к Люку. В свете фонарика Люка глаза Хатча светились. – Сумасшедшие извращенцы. Кресты на стенах внизу и гребаный козел на чердаке. Пришитые руки какого-то мертвеца. Нагромождение аллюзий. Это безумие. Шведское безумие. А все из-за темноты и длинных ночей. Они любого сведут с ума.
Люк повернулся.
– Пошли вниз.
– Фил был прав. Это кровать.
– Не пудри мозги.
Хатч покачал головой.
– Я видел такие в музее жилищного строительства в Скансене. В свой первый приезд. А еще в Норвегии. Раньше эти маленькие деревянные кровати встраивали в комнаты, потом заполняли сеном. Днем накрывали крышкой и превращали в скамейку. Люди в то время, похоже, были маленького роста.
– Кто хотел бы полежать в такой?
– Этот парень, – ухмыльнулся Хатч и посветил фонариком прямо в злобную морду козла.
– Хатч! – позвал Дом снизу. – Хатч!
Хатч кивнул в сторону лестницы.
– Давай. Двигаем отсюда.
Люк боролся с искушением преодолеть всю лестницу в два прыжка.
Позади него вспышка фотоаппарата Хатча осветила чердак.
11
– Не выдумывай, – сказал Дом. После употребления львиной доли «Джека Дэниелса» язык у него заплетался. Они хлебали из пластиковых кружек, съев половину оставшейся еды: последние четыре банки колбасы с фасолью, а до этого первое блюдо – порошковый куриный суп с лапшой. Трапезу каждый закончил двумя глазированными батончиками из овсяных хлопьев. Но этого было недостаточно. Проглотив суп, набив животы горячей фасолью и даже вылизав дочиста миски, чего раньше никто не делал, они остались голодными. Это был самый трудный день, хотя пройдено было меньшее расстояние, чем накануне.