Счастливые глаза и искренние улыбки таких родных лиц меркнут.
Искажаются гримасами ужаса и боли…
Продолжаю себя накручивать настолько, что ярость, гнев и
решимость начинают проявляться на окружающем пространстве. Плевать
на то, что я снова притянут к слипшимся тварям и оплетен мерзостью.
Ей же хуже.
Ветер начинает пробиваться даже через плотно сращенные ветви
зараженных деревьев, жгуты и нити… Воздух трещит от обилия пока
только небольших искр и молний. Но они неумолимо набирают силу…
Заряды и ветер становятся сильнее.
Еще сильнее!
Еще!
НЕ ПОЗВОЛЮ ЭТОЙ ДРЯНИ СУЩЕСТВОВАТЬ!!!
И тут я теряю контроль над собой и стихией. Мир вокруг меня
взрывается. Ослепляет. Оглушает. Сознание выключается…
Через несколько часов…
[ – Вот и помер наш Максим… ]
Сознание возвращается лениво и рывками.
Что происходит? Кто меня уже хоронит?
[ – Да и конец… ]
Узнаю в голове голос Психа. И тон его говорит о том, что он не
очень-то опечален грустным фактом.
[ – …остался с ним. Положили его в гроб. ]
Пытаюсь открыть глаза и убедиться, что меня никуда не
положили.
[ – А тот уперся в потолок! ]
Чего?
[ – Проснись и пой! ]
Последняя фраза меня чуть не оглушила, хоть и прозвучала в
голове. Сука!
[ – Чего такой недовольный? Радоваться надо. Мы герои!
Солнышко светит с синего неба и поют птички. ]
Что?
Все никак не могу прийти в себя. Сознание вялое и
заторможенное.
« – Какие нахрен птички?»
[ – Не, ну так-то да. Птичек нет. Мерзость их давно
поглотила. А были бы, так ты бы и выжег всех. Вон, какая проплешина
среди крон над нами. А солнышко – да, светит. ]
Наконец, у меня получается открыть глаза. А перед ними
беспроглядная тьма…
– Задница какая-то… – получается вслух хрипло пробормотать.
[ – Точно! Задница! ]
Голос Психа что-то больно радостный…
Тьма приходит в движение и… На меня смотрят желтые любопытные
глазюки.
– Амба, твою мать! Других мест на моем теле для посиделок
нет?!
Тот ничего не отвечает, продолжая рассматривать меня.
Минуть пять мне требуется, чтобы оглядеться и подняться. Сил
почти нет. Накатывается дикая усталость. Но прежде, чем снова
отдаться наваливающемуся сну, мне нужно кое в чем убедиться.
Вяло и медленно бреду, обследуя выжженную площадку. Ветви и
окружающие меня стволы деревьев превращены в уголь. А то, что было
мерзостью – в пепел.
Пепел всюду. Под ногами. На обугленной древесине. В воздухе.
Дальше за выжженной площадкой все, что когда-то являлось частью
мерзости, рассыпалось в труху и пыль. Но мне все это не
интересно.