Я влился в поток суетливых, спешащих
по своим делам людей, и понёсся вместе с ним в центр города. Камеры
на каждом столбе заставляли чувствовать себя неуютно и слегка
нервировали, я на автомате натянул старую поношенную бейсболку на
лоб, прикрыв козырьком верхнюю часть лица, и опустил подбородок
пониже к груди. Хотя, теперь мне нечего было бояться... почти
нечего — глаза всё же лучше прятать...
Через час, прокатившись городским
метро и проехавшись по городу городским автобусом, я уже сидел в
маленьком уютном кафе, в нашем с Мирой дворе, и смотрел на окна
некогда нашей квартиры. Хотя, в этом времени она всё ещё должна
быть нашей. Забавно. Примерно через полгода в этом мире должен буду
появиться я, если моё присутствие здесь сейчас не создаст какого-то
парадокса... Снова эти парадоксы!
Ну не разбираюсь я в них, да и вообще
сомневаюсь, что хоть кто-то разбирается. Как там назывался это
парадокс... Парадокс убитого дедушки, кажется. Что если я
перемещусь в прошлое и случайно убью своего деда? Тогда я никогда
не буду рождён. Но если я не буду рождён, значит, я не смогу убить
деда, и дед будет жить. А если дед будет жить, значит, меня всё же
родят на этот свет. Да уж...
Возможно, всё не так уж и страшно на
самом деле, иначе, этот мир давным-давно свихнулся бы от этих
парадоксов. Возможно, всё пойдёт своим чередом, и никаких
парадоксов не существует в обычной ситуации, я ведь уже не раз
перемещался во времени в новое тело. Да и не я один. Но... Но всё
это справедливо для обычной ситуации...
Сейчас моя ситуация несколько
необычна — через полгода в этом мире будет два Макса. Если я
перемещусь в тело мальчишки, конечно. И почему-то я уверен, что
перемещусь. Нет, не этот я, а тот, который ничего не помнил, когда
попал в этот мир. Два одинаковых разума в одном временном
промежутке — это явно не обычная ситуация.
Что будет, если я что-то нарушу в
истории? Что если я что-то натворю, и моя рожа засветится на
камерах? Зная своё везение — это вполне может быть. Как потом тому
«мне» расхлёбывать это через пару лет? Что если кто-то сопоставит
записи сейчас и тогда, и поймёт, что я и он — это один и тот же
человек. И тогда в легенду выросшего за год шестилетнего пацана
никто не поверит. Решат, что я убил парнишку и занял его место.
Доказательств моего быстрого взросления нет, только слова Миры и
невнятные свидетельства врача. Но из него свидетель ещё хуже.